Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без наших дедов не было бы нас.
Поэтому я решила — найду того самого деда, который есть на самом деле. Любого. Изучу всю родословную, все древо, корни и ветви. Изучу географию. Найду нужную дорогу.
Не в Испанию же ехать к чужому и странному Дему?
Не ловить же тушканчиков в Нигерии. С этого дня я блокирую сумасшедшего адвоката. И канал «Роза-7». Это лишнее, как являются лишними все препятствия по лицензированию Куша. Я найду своего настоящего деда.
Агата достала свой паспорт. С раздумьями прочла — Агата Захаровна Непёхина.
Отец — Захар Иванович. Дед Иван Иванович.
Вот его-то и надо искать.
Агата достала старую фотографию. Прочла пожелтевшую, выцветшую надпись: «Ни о чём не жалеет наша пехота, мы уже ваша солёная слеза, содовая вата, искра, которой прикурила звезда. Меня, наверно, проткнёт штыком фашист. Насквозь. Я сам протыкал его своим штыком до этого. Но не я начал первым. Он первый пришёл топтать мою землю. Я не приходил на его — Ганцевскую песчаную, кишащую рыбами отмель. Поэтому если я лежу, глядя в небо своими бирюзовыми глазами, то я смотрю в своё небо. А он в моё.
Внуки мои! Если вы меня слышите. А я кричу вам из-под земли, то знайте, что фашизм это страшно! Я видел, как младенца втаптывали — кричащего, живого — давя его сапогами! Я видел как мальца за ноги, как щенка разрывали руками. Я видел столько мерзостей! Не верьте тем, кто скажет, что фюрер и коммунист это одно и тоже. Что гулаг и концлагерь — это идентично. Не верьте им! Это разные вещи. Полярные. Конечно, быть узником страшно. Но быть сожжённым в топке, растерзанным, с содранной кожей, изнасилованным, раздавленным, униженным, растерзанным, заморённым голодом фашистом и быть гулаговцем — это не одно и тоже. Война и мытарство вещи разные, попрание человеческого достоинства и душевного слома. Это не уравнения. Это не попытка оправдания не человечности и зверя. Фашист — это зверь. А красный молох — это молох.
Между ними идейная разность. Вы все крепко спите на наших телах, глазницах, черепах, костях. Наши крики раздаются из-под железобетона. Вы видели, как отделяют мясо от кожи младенца, как люди разбрасывают свою кожу, как чрево вспоротой матери исторгает крики крови, вы видели фашиста, съевшего губы дитя? Даже вши разные — в концлагере они мелкие, а в гулаге жирные и яркие, шепелявящие. Их давишь, а они скрипят. Клопы разные. Тараканы не такие. Как мне вам доказать это различие. Только своей смертью. Зверь и человек понятия разные. Фашист — это зверь. Мнящий себя царём человека. Однажды я выкрикну: Хочу, чтобы мои дети росли счастливыми, все дети, чтобы им светило солнце, чтобы их омывал дождь. Радуга, лучи. Я уже уголь. Я даю улицам имена. Городам. Пусть будут фильмы о нас, мультики, песни и стихи про лучшее, мирное и доброе. Пусть барабанщик сойдёт с пьедестала, выломав арматуру и прильнёт губами к горну и воспоёт про величайшее благо, про воздух этого счастья, ибо поэтому мы тонули, горели, дрались храбро. До смерти. И пусть смертью будет доказана та огромная пропасть между фашистами-зверями и нквдешниками. Гетто и НКВД это — не одно и тоже. Как закон о пяти колосках и зверь с когтями. Как пятьдесят восьмая статья и бездна сатанинская.
И легкие кленовые палочки пусть застучат в барабан, встанут все трубачи мира. Вновь ринутся красные командиры защищать страну. Как я смогу доказать эту большую и бесспорную разницу? Чем?
Слезами на моей могиле…»
ЧАСТЬ 2
ДЕД
Для сравнительного анализа Агата вычитала в интернете:
«…в «сталинские лагеря» попадали только те, кто нарушил тогдашние законы, по приговору тогдашних судебных органов на сроки, указанные этими органами. И никак иначе. Можно много спорить о несправедливости законов сталинской эпохи. Но законы везде меняются — и что казалось вчера справедливым, сегодня кажется произволом.
Концентрационные лагеря появились более века назад. И служили они для концентрации (сбора и удержания) какой- либо части населения по формальному признаку. Изобретатели концлагерей — англичане — держали там семьи буров, держали в жутких условиях, иногда расстреливая партии заложников до полного прекращения сопротивления со стороны буров-мужчин.
У нацистов были концлагеря. Нет, туда попадали не по приговору суда. А без суда и приговора. Заключённые концлагерей работали, умирали. Но они не рассчитывали на выход на свободу, ибо у них не было сроков заключения, не было статей, по которым они сидели. Они должны были находиться в концлагерях, пока не умрут.»
Но Агата видела проблему шире: классовая борьба у одних. И борьба за уничтожение у других. Доказывать свою правоту всё равно, что испытывать ломки.
Знаешь, это как боль, словно шар в горле колкий,
словно ходишь по кругу и об стену горохом.
Ты им приводишь примеры, говоришь то, что плохо.
А у них иные установки, иные задачи.
Твои доводы абсолютно для них ничего не значат.
Ты им про деда, погибшего от ран под Демидово.
А они про деда в гулаге убитого.
Говорят: и то, и другое похоже.
Ты им — в концлагере сдирали кожу.
высушивали под лампами человека,
вымораживали в холоде. И нередко
ставили опыты, мол, мы — высшая раса.
Вам оспу, чуму, вы низшая каста.
Доказывать им свою правоту, хоть сама обессилена в споре.
Отвернулись друзья. Подпилился фундамент в опоре.
Но стоишь на своём, словно рана в тебе ножевая,
с каждым часом всё хуже тебе, а ты шепчешь права я, права я!
Покрывает твой лоб пот соленый, жемчужный и крупный.
Не запить анальгином, не хлебом заесть и не супом.
И вином не запить, никакой закурить сигаретой.
Лишь одно остаётся — права ты, как искорка света,
что в конце у туннеля. Идёшь по нему дальше, дальше.
и твоя правота — лишь одно это нужно и важно!
Агата вышла из магазина. Много ли надо им двоим — Агате и Бонифацию? Набор для борща, свежий хлеб и колбаса. Возле дверей незнакомая женщина подбежала к Агате, прося денег:
— Женщина, женщина, сколько можете, на дорогу.
Женщина была в маске, сейчас многие так ходят. Агата достала из кошелька мелочь.
«Неужели я так плохо выгляжу, что даже попрошайка обратилась ко мне со словом «женщина»? Что же не старушкой назвала? Надо срочно сходить к косметологу! Преобразиться. Последнее время у Агаты много сил отнимал Куш, затем эти письма из Нигерии, затем