Знакомое состояние. Обычно только оно заставляло Рябинина прерывать работу.

Впрочем, для первого дня командировки оно пришло слишком скоро. «Разбаловались в больнице, Ксей Ксаныч. Залежались. Тренировки нет».

Он спрятал было в карман блокнот, но затем снова достал его: вспомнились характерные путейские выражения — нитка пути, текущее содержание… На отдельном листке написал: решетка. Подчеркнул дважды, поставил знак вопроса.

Рука совсем отказывалась подчиняться. Захлопывая блокнот, пожурил себя: «Ведь сказано было: стоп, машина!»

Вспомнилось, как однажды Екатерина Ивановна, оттаскивая его от стола — кончилось-таки даже ее терпение, — выпалила:.

— У тебя нет никакой силы воли.

Нет силы воли прекратить работу… Только потом, когда она успокоилась, до нее дошло, почему муж расхохотался.

До начала продажи билетов на поезд еще оставалось более часа. Покашливая — на вокзале было накурено, —

Рябинин вышел на крыльцо, что Смотрело в сторону поселка. На маленькой привокзальной площади было темно. Показалось, что Дождь перестал; показалось, возможно, потому, что шел поезд и его грохот заглушал все остальные звуки.

Рябинин решил пройтись. И тотчас же, стоило ему заставить себя забыть обо всем, что было связано с работой, мысли его обратились к дочери. Казалось, в нем было два каких-то главных клапана: как только выключался один, тотчас же начинал действовать другой, и новой, жаркой силой наполнялись мысли и воспоминания.

Вчера Нина спросила:

— Зачем ты едешь в Ямсков?

Отец изобразил удивление:

— Вот тебе раз!

Он именно изобразил удивление, потому что определяющим чувством в этот момент было не удивление, а радость оттого, что Нина вступила в разговор.

Она чуть смутилась:

— Я не о том… Почему ты едешь именно в Ямсков?

Он рассказал, в чем суть его задачи. Нина слушала с вниманием, казалось даже с напряженным вниманием.

Почему она спросила? Что за повышенный интерес к этой поездке? Такого еще не было.

Не надо заблуждаться: просто она, как и ты, старается поддержать мир в семье.

Почему она оборвала разговор?

Потому что боится, что ты перешагнешь черту. Значит, она боится, что, если ты перешагнешь черту, мир рухнет. Она поддерживает лишь иллюзию мира.

Но Нина внимательно слушала. Выходит, хотела знать цель твоей поездки. Для чего?

И вообще, что ты знаешь сейчас о дочери?

Ей восемнадцать. Это совсем немного. Она всего-навсего материал, из которого когда-нибудь получится личность. Податливый материал, и ты не знаешь, с кем она сейчас, ты не знаешь, что пытаются лепить неизвестные скульпторы.

Что произошло? Традиционно-историческое — отцы и дети?

Но разве ты и Катя ничего не успели? Восемнадцать лет в твоем доме пошли прахом?

…Дождь не утих, лил с тошной равномерностью. Рябинин вернулся в вокзал. Отряхнув кепку, сел на прежнее свое место, у окна. Подумал: завтра вечером надо позвонить — как у них там? Вообще-то звонить на второй день командировки рановато, но завтра устный по литературе, и завтра же выяснится, как сочинение… Может, хоть на тройку написала? Ну и что? Тройка — все равно что двойка. Конкурс. И вообще — чего там! — провалится! Провалится с треском. Авантюра!

— Только сраму наберется.

II

В Ямскове Рябинина ждал сюрприз: небо очистилось. Синее, в редких, ясных, будто промытых звездах, оно дышало теплом. В последний раз Рябинин был в Ямскове лет семь, восемь назад. Тогда посреди чистенького залатанного перрона еще стояла каменная коробка бывшего вокзала; оконные и дверные проемы были заделаны кирпичной кладкой, вверху на рваных стенах рос кустарник, кое-где торчали ржавые концы балок.

Теперь уже ничто не напоминало о войне. Из окон вокзала лился на перрон неяркий дремотный свет, и столь же уютно и сонно поблескивали лужицы на асфальте.

Ночевал Рябинин в комнате отдыха на вокзале; в городской гостинице свободных мест не оказалось. Спал плохо: ночью менялись соседи — одни уезжали, другие приезжали.

Утром среди беспорядочно расположенных пристанционных зданий отыскал штаб-квартиру путейцев. Пришел к самому началу рабочего дня и все-таки не застал Зубка — тот уже уехал на линию. А его заместитель и вовсе дома не ночевал.

На счастье, секретарь парторганизации, он же начальник отдела кадров, был у себя.

Открыв обитую железом дверь отдела кадров, Рябинин сначала попал в перегороженную дощатым барьером комнату. Работники отдела сидели за барьером, а посетители стояли перед ним. Комната чем-то странно не понравилась Рябинину, но он так и не уловил, чем именно. Затем он оказался в следующей комнате, вернее, комнатке. Она была настолько маленькой, что письменный стол и диван едва уместились в ней. Дверь даже не открывалась полностью: мешал диван. Войди сюда сразу двое посетителей, и, пожалуй, им негде было бы стоять, одному волей-неволей пришлось бы сесть на диван.

В этой комнатке-клетушке сидел богатырского сложения гривастый, седой человек с лицом закаленного воина. Он через стол поздоровался за руку с Рябининым.

Фамилия секретаря парторганиэации была Красильников.

— Коллектив у нас и по дороге и в районе всегда, искать, на хорошем счету. — Он то и дело вставлял в свою речь это твердо, внятно, почти с ударением произносимое «искать», очевидный рудимент когдатошнего («надо сказать». — В каких условиях работаем! Поговорите с людьми! Путь старый, дряхлый. И в результате каждое звено, каждый стык выхожены. Рабочие у нас, искать, как няньки над больным… Да любое дело взять. Шефство над селом — наш коллектив впереди… Есть о чем написать.

Распрямив пудовые плечи, потягиваясь, он закинул руки за спинку стула.

— Как там Евгений Николаевич поживает?

— Тучинский?

— На моих глазах начинал, в районной газете, мальчишкой. Я агитпропом в райкоме заведовал. Не у нас, в соседней области. Тучинский, он, искать, мой крестник… Способный был… И в результате…

«И в результате» — это он тоже вставлял часто.

— Мда-а… Ежнов Павел Степанович, заведующий транспортным отделом обкома… Мы с ним тоже вместе работали. Он в комсомоле начинал, секретарем комитета, в депо. Оттуда и пошел…

Чувствовалось, он был рад случаю погрузиться в эти воспоминания. Но зазвонил телефон, Красильников с явным неудовольствием взял трубку.

Едва он закончил разговор, Рябинин спросил:

— С кем вы мне посоветуете встретиться?

Конечно, это была бестактность, но что поделаешь: время, время!

Красильников вздохнул:

— Скоро вернется начальник дистанции. Соберемся.

И в результате наметим кандидатуры… А пока устраивайтесь с жильем. По этой части мы вам поможем.

— Видел я мельком вашего Федотова, в Белой Выси. По-моему, он что-то не в себе?..

Красильников помедлил с ответом. Поправил на столе стопку новеньких удостоверений личности.

— Попало тут ему, искать, крепко. Сорвал разгрузку шпал в самый разгар работ. И в результате полетел график ремонта. Было