Волосы служанки подняли наверх и закололи булавками с жемчужинами на концах, а с правого бока закрепили большое перо в тон платью. Еще на меня натянули белые атласные перчатки - они застегивались на сотню крохотных пуговок специальным крючком - и атласные балетки с такой тонкой подошвой, что она выглядела картонной.

Понятие «истоптать бальные туфельки» приобрело совсем другой смысл.

Я вообще как-то присмирела и расслабилась за эти часы подготовки к вечеру.

Меня таскали и мной вертели как куклой, что я позволяла, потому как это давало мне время осмыслить произошедшее и все разложить по полочкам.

Только иногда поглядывала в зеркало, чтобы совсем уж гадость со мной не сделали - например, когда пытались к перу добавить несколько бантиков или прилепить на вполне законченный наряд жуткого вида розочки.

Меня и накрасить попытались - белоснежной пудрой, которая ни черта не подстраивалась под тон кожи, а только покрывала ее плотным гримом, густой-густой гуашью для бровей и ярко-красными румянами, но я не позволила.

Может я когда-нибудь и приду к такому… образу но я очень надеялась, что раньше все-таки свинчу из этого «чудесного» мира.

В голове поселилось воинственное спокойствие.

Так всегда бывало, когда миллион моментов, из которых должен был состоять проект, складывался, наконец, в общую картину, и я приступала непосредственно к черчению.

Да, меня прокляли… ну в смысле послали ни за что ни про что попадать в этот странный мир. И в это мире у девушки Ниннель - моей, вероятней всего, родственницы - была своя собственная история. И у мира эта история была, немало на девушку повлиявшая. И я вместо нее - пока по непонятным мне причинам, может потому, что бабка - садистка - оказалась в самой гуще событий, в которых пока не до конца разобралась. Уж очень мешал тот факт, что мир совсем другой, да еще и с магией, меня сюда затащившей, что вовсе в моей инженерной голове не укладывалось пока до конца.

И из этой гущи событий я собиралась выбраться.

И вернуться домой вместе с Люськой. Не с лошадью.

Как - пока не известно.

Но я твердо решила сделать все возможное и невозможное, чтобы узнать. А пока вести себя примерно, осматриваться внимательно и набирать как можно больше информации, стараясь не выдать, что я порой, ну совсем ничего не понимаю, и ничего не умею делать того, что делают местные благородные девицы.

— Черт…

— Леди? Вы что-то сказали?

Старшая горничная, Клементина, как она представилась, посмотрела на меня удивленно.

А это я просто осознала, что «прием с ужином» - это, прежде всего, «сесть за стол и пожрать».

Сесть. Угу.

— На юге у нас не такие пышные юбки, - вздохнула, - Мне следует потренироваться, прежде чем идти в столовую.

Если даже девицы были удивлены, возражать они не посмели. Потому еще пятнадцать минут я упражнялась с табуреткой. Садилась - вернее, пыталась садиться, и вставала, то есть, пыталась вставать самостоятельно, разбираясь, куда мне при этом девать ноги, лишние метры платья и себя саму, и, наконец, наловчилась достаточно, чтобы хотя бы не падать.

С приборами и блюдами, как я понадеялась, справлюсь и так. Подсмотрю за соседями, если что.

Стук в дверь застал меня на безуспешной попытке отдышаться после жутких физических упражнений. Я встрепенулась и встала ровно, а в комнату вошел лорд Хилл.

Осмотрел меня внимательно и…

— Вы прекрасно выглядите, - сказал он таким тоном, будто хотел сказать что-то совсем противоположное.

Ну вот чего он такой противный, а? Неужели нельзя просто сделать комплимент?

Ладно я врагиня и все такое, сбежала немного, пыталась сорвать мир во всем мире - но можно же со мной по-человечески? Что-то было в этой мысли, что-то такое, за что очень захотелось зацепиться, что-то очень важное…

Но лорд в этот момент открыл плоскую шкатулку, которую прежде просто держал в руках, и я издала изумленное:

— А-ах!

Я, если честно, и жабу там была готова увидеть.

Но в шкатулке была не жаба, а роскошное ожерелье. Тоже с рубинами, только они были намного крупнее, чем те, что достались мне «по наследству». Да и само украшение выглядело внушительней.

— Наше фамильное ожерелье, - пояснил сухарь.

Надеюсь, не из склепа достал…

— А то? Которое я вам вернула… в смысле, хотела вернуть, но оно случайно упало и ваш слуга его подобрал? - уточнила, в надежде понять, отдал ли пухляш ожерелье законному владельцу.

И вообще, что-то подсказывало мне, что упускать его из виду не стоит. Хотя бы потому, что с него все началось.

- Где оно?

— Ожерелье в надежном месте, - он посмотрел на меня странно и повторил с нажимом, - Сегодня. Вы. Наденете. Это. И будете вести себя разумно, помните?

Ой-ой-ой. Какие мы важные. Приказывать умеем - армия даром не проходит. Еще под конвоем бы повел, чтоб совсем уже показать всем, какой он командир.

Как же меня бесила необходимость подчиняться, да не перечить лишний раз! Впрочем, скандал сейчас ни к чему.

Сухарь подошел ко мне сзади и аккуратно пристроил ожерелье. А я почему-то вздрогнула от ощущения его горячих пальцев на моей шее. Прикрыла глаза, вдыхая окутавший меня запах свежего парфюма с едва уловимой ноткой табака…

И застыла, глядя в наше отражение в зеркале.

Ох. Мы выглядели… парой. И ведь на нем также был винного цвета сюртук… Может это какие-нибудь цвета рода - и я чего-то не знаю по поводу их отношений?

Как же много я не знаю!

— Прошу, - согнул лорд локоть, и я осторожно просунула руку, готовая двигаться за ним - хорошо хоть недалеко.

И с каждым шагом нервничала все больше. Будет ли там много народу? Не начнут ли они задавать вопросы, на которые у меня нет ответов? Сколько вообще мне придется там торчать и выживу ли я, если у меня от всего лишь часа ношения пусть и не слишком утянутого корсета кружится голова и все передавлено? А опекун?

Вдруг он сразу меня выдаст?

Или это все-таки хорошо, что выдаст?

Впрочем, вечер показал, что как раз об опекуне беспокоиться и не стоило.

Там и так было к кому приглядеться и о ком задуматься.

Но обо всем по порядку.

Как выяснилось, лорд Хилл должен был встречать прибывших гостей. А я, на правах его невесты, должна была стоять рядом, кивать и улыбаться совершенно незнакомым мне людям.

Два лакея в темно зеленых ливреях расшитых блестящей золотой тесьмой открывали перед прибывающими двухстворчатые двери. Еще парочка проворно провожала гостей в зал для приема и торжественного ужина.