спешат укрыться в домах или же иных постройках…»

«Книга о змеях»

- А вы не думали в отставку выйти? - поинтересовался Анатолий, глядя как-то поверх головы.

В вагоне-ресторане почти пусто.

Время раннее. И подают лишь кофе или чай да выпечку. Чуть позже вагон заполнится людьми, станет суетно и громко. Голоса и музыка заглушат стук колес, а разговаривать и вовсе станет сложно.

Пока же…

Анатолий в утреннем светлом костюме устроился у окна. В одной руке чашечка с черным вареным по-турецки кофе. В другом – тонкая почти дамского вида сигарета. Лиловый дымок поднимается к потолку, исчезая где-то там, заботливо поглощенный очищающим артефактом.

- Все же ваше здоровье…

- Не настолько плохо, - Бекшеев смотрел в окно. За ним мелькали леса и деревеньки. Причем леса сменялись деревеньками, а те – лесами. Как-то поезд выбрался на мост, перекинутый через какую-то речушку, и колеса застучали иначе, громко, звонко.

- Ну да… я полагаю. Одинцов все еще не верит в чистоту моих помыслов, - Анатолий пригубил кофе. – Поэтому и отправил своих… соглядатаев.

Он скривился, явственно выражая отношение к происходящему. А затем добавил:

- Он смешон и нелеп.

- В чем же?

- В этой его попытке все контролировать. В конечном итоге, сейчас не средние века. И его разрешение вовсе не требуется. Что до приданого, как матушка говорила, оно нам вовсе не нужно. Ниночке восемнадцать. И как только истечет срок траура, мы поженимся. Не важно, одобрит это Одинцов или нет.

И взгляд такой, злой, будто это не Одинцов, а Бекшеев стоит на пути Анатолия к личному счастью.

- Вы ведь её не любите, - Бекшеев отвернулся от окна. – Ниночку.

- А должен?

- Брак без любви уныл и тягостен. Хотя да, вполне возможен.

- Личный опыт?

- Вроде того.

- И поэтому во второй вы вступаете по большой любви к… странной женщиной. Хотя… матушка говорила, что после инсульта люди порой меняются. Не сочтите за грубость.

Грубостью это и было.

Даже хамством.

И главное, взгляд такой внимательный, ждущий. А еще ощущается предвкушение. Стало быть, прекрасно Анатолий понимает, что делает. И делает это по какой-то своей надобности. Хотя что за надобность без повода людям хамить?

- Если вам проще так думать, то пожалуйста, - ответил Бекшеев. – А её сестру вы любили?

- Надежду… Наденька… они очень разные, - Анатолий вдруг разом успокоился. Он поднял взгляд к потолку. – Понимаю, что все выглядит, будто я поступаю не совсем порядочно. Сперва одна сестра, затем другая… впрочем, тогда я действительно верил, что брак с Наденькой будет удачен. И нет, я не любил её. Как не люблю и Ниночку. Мужчине это не обязательно. Главное, что я готов взять на себя ответственность за жену. Содержать её. Ограждать…

- От чего?

- От всего, - Анатолий пожал плечами. – Современный мир полон искушений, с которыми слабый женский разум не справится. Но вы меня вряд ли поймете.

- Я постараюсь.

Анатолий покачал головой.

- Вы человек иного склада. Не в обиду будет сказано.

- Какого же?

- Способного принять современный мир со всеми его… странностями, - Анатолий явно хотел сказать иное слово.

- Это вы про Зиму?

- Дурацкое имя. Кто назовет ребенка Зимой? Хотя не отвечайте… она язычница и не скрывает того. Честно говоря, я думал, что их всех перебили… не важно, - пепел с сигареты упал в стеклянную пепельницу. – Главное, что женщина эта категорически не подходит для брака.

- Интересно…

Не слишком.

Но Анатолий умеет менять тему разговора. Пускай. Слова – тоже информация, пусть даже и не прямая. На прямую Бекшеев и не рассчитывает. Вряд ли Анатолий настолько глуп, чтобы взять и признаться. А так – пусть говорит.

Чем больше – тем лучше.

Говорит и убеждается, что он умнее. Он и так уверен, что умнее. Сильнее. И в целом во всем лучше Бекшеева, но пока относится к нему с настороженностью. А это мешает зацепиться.

- Она не слишком молода… не в обиду будет сказано, откровенно некрасива. Хотя соглашусь, дело вкуса. Но куда важнее, что она бесплодна.

А вот держать лицо сложно.

И улыбаться. Этак, вежливо… никогда-то у Бекшеева не получалось быть вежливым.

- Это ведь правда. А правда… правда не обижает, - а вот теперь Анатолий вглядывается. И жадно так, с прищуром, выискивая в лице Бекшеева признаки раздражения или даже гнева. – Это все знают, что такие вот, измененные, бесплодны. А брать в жены женщину заведомо лишенную самой сути женской – это выше моего понимания. Я уж не говорю о предыдущем браке. Или том, что было до брака… она воевала. Среди мужчин… а это значит…

- Что кто-то давно не получал по морде. Извините, шеф, вырвалось, - Тихоня, как обычно, подобрался беззвучно. И даже интересно стало, как давно стоит и сколько слышал. Достаточно, пожалуй, ибо смотрит на Анатолия характерно-задумчиво, словно примеряясь, как бы ловчее его убрать и куда тело спрятать. – А я от беспокоиться начал, куда это вы подевались-то… утро раннее. Птички поют.

Тихоня переставил стул от соседнего столика и уселся.

- А кормят тут как?

- Понятия не имею, - Бекшеев позволил себе выдохнуть. – Пока еще только кофе и подают.

- Завтраки будут позже, - соизволил подсказать Анатолий. – И повар неплох, хотя все с домашнею едой не сравниться. Моя матушка частенько сама отправляется на кухню и готовит.

- Удивительная женщина, - согласился Тихоня и руку поднял. – Эй, кофею можно? А булочки есть? Я сейчас…

Он поднялся.

- Это ваш…

- Телохранитель. Личный помощник. И в целом человек нужный, - сказал Бекшеев. – Но своеобразный весьма.

- Я заметил. Довольно бесцеремонен. У вас, как понимаю, в целом серьезные проблемы с выстраиванием отношений… князь, а собираете вокруг себя…

- Кого? – поинтересовался Тихоня, чуть склоняясь.

- Кого только не собираете… - Анатолий сумел выдержать взгляд Тихони. Но вот откровенно хамить поостерегся. – Как-то вот довелось услышать, что лучше всего человека характеризует его окружение…

- В таком случае за себя я спокоен. С таким окружением я просто не могу быть плохим человеком, - не удержался Бекшеев.

А ведь задел его этот холеный хлыщ.

- Точно, шеф… так, я узнал, завтраки уже начали готовить. Так что скоро будут. Поесть надо, нам еще пару часов пилить