птица на ветке; молочный туман над рекой; красная вышивка на рубахах; мокрая, пахучая овчина на плечах. Двое слушали птицу и не видели, как из воды высунулась призрачная русалка, отвела с лица зеленые волосы и с любопытством уставилась на людей в лодке.

Парень и девушка поплыли назад, и русалка поплыла за ними. Девушка безуспешно пыталась принять неприступный, холодный вид, а парень весь лучился и смотрел на нее так, будто ничего красивее в жизни своей не видел. Вот они выбрались из лодки, и вслед им плеснула, шаля, русалка. Парень что-то сказал девушке, и она улыбнулась.

Я проснулась с чувством щемящей тревоги. За них? Чувствую тревогу девушки? Ее же нет на свете… Может, была когда-то. Если их ждет беда, я ничем не могу помочь. Или со мной случится что-то плохое? Психоаналитики сказали бы, что это мое подсознание говорит: смотри внимательно, ты беспокоишься о любви.

Я внезапно поняла, что больше всего на свете хочу быть счастлива. Вот так, просто. Не в карьере, не в таланте. Чтобы встретить мужчину своей жизни и быть с ним как одно целое. Это сейчас называют «взаимозависимость», а раньше говорили просто: «любовь».

* * *

Богиня плодородия Церера покровительствовала и женскому взрослению: превращению девочек в женщин, замужеству и рождению детей. Ее функции менялись: она последовательно отвечала за урожай, женскую добродетель и право. В итоге под ее влиянием осталось только сельское хозяйство. Со временем культ богини угас, однако, она не забыта. Ее изображением украшали не только монеты во времена римских императоров, но и банкноты во Франции в 1934–1946 годах.

Нейл Тейман. «Сравнительная теология», 1964.

* * *

У входа в Ботанический сад стоял лимузин. Белый лимузин, что характерно. Пан, проходя мимо, поневоле задумался, кто же смотрит на него через тонированные стекла. Сердце его стукнуло один раз, дверца лимузина открылась, и женская рука поманила Пана внутрь.

— Ну, здравствуй, — женщина в белом улыбалась ему знакомой улыбкой.

— Здравствуй, — Пан поцеловал ей руку. — Как тебя называть сегодня? По имени или по прозвищу?

— Зови Церерой, пожалуй. Привыкла, пока в Европе жила.

— Хорошо. Я как раз собирался тебе звонить.

— Я знаю. Я же тебя знаю, — женщина погладила его по груди. — Соскучился?

— И это тоже, — признался Пан. — А еще у нас проблема.

— У кого это «у нас»? У меня, как видишь, проблем нет, — она повела рукой, указывая будто на все сразу — на огромный салон лимузина, на дорогое платье в греческом стиле и на свое лицо, по которому совершенно не читался возраст.

— Ах, да. Забыл, чем твой муж занимается?

— Удобрения, — вздернув нос, ответила женщина. — И сельхозтехника.

— Точно… Дела, видно, идут неплохо?

— Да. Хороший госзаказ.

— Рад за тебя и рад, что ты здесь. А у нас все не так радужно.

— Что, опять твои ведьмы? — улыбнулась богиня.

— И да, и нет. Иштар шалит.

Церера поджала губы:

— Опять?

— Да. Во-первых, она отбивает учениц.

— От стада? — Церера, усмехнувшись, положила руку на плечо Пану.

Пан откашлялся.

— От троицы, — твердо сказал он. — Ты же знаешь, должно быть три ведьмы.

— Никогда не верила в эти суеверия, — богиня погладила Пана по колену. — Прямо стихи, да?

Он наклонился к ней и тихо спросил:

— А в любовь ты веришь?

Она резко подняла голову и тихо сказала:

— Да.

— Если они победят, не будет никакой любви, — так же тихо ответил Пан.

Церера помолчала, расправляя складки на платье.

— Одна девчонка — еще не повод затевать войну, — проворчала она и улыбнулась. — Поиграй мне на флейте. Пусть сегодня будут мир и рок-н-ролл. Более или менее.

Глаза ее светились, и Пан придвинулся поближе, чтобы их рассмотреть.

* * *

Как-то раз Иван сказал:

— Ночью жди. Под утро.

Марена с возмущением вскинула голову, но он нетерпеливо махнул рукой и продолжил:

— До рассвета приду. Стукну в окно — выходи.

— Зачем? — поинтересовалась Мара.

— Увидишь, — Иван улыбался так радостно, что Мара, поколебавшись, согласилась. Интересно же.

Вечером она легла, не раздеваясь, пораньше и попыталась уснуть. Сон не шел — она все ворочалась, гадала, что придумал Иван. Было три часа ночи — или уже утра, — когда в окно стукнул камешек. Мара вскочила, подхватила платок и тихо, чтобы не разбудить мать, выскользнула из дома.

Иван уже ждал, сжимая в руках овечью шкуру.

— А это зачем? — шепотом спросила Мара.

— Увидишь, — загадочно ответил Иван и повел ее куда-то во тьму.

Когда они дошли до реки, ночной туман уже чуть побелел, угадывалось утро. Подол промок от росы, и девушка зябко ежилась. У берега их ждала лодка.

— Мы куда-то поплывем?

Иван не ответил, и она, скинув обувь, следом за ним забралась в лодку. Пока Мара возилась, обуваясь, Иван взял весла, оттолкнулся, и лодка тихо поплыла по течению. Мара смотрела вокруг. Она никогда еще не была на реке в такое время, туманные заросли, кусты и деревья, растущие по берегам, казались ей сказочным лесом, а они с Иваном — странниками, что плывут на встречу — с чем? Она не знала. Девушка поежилась, то ли от ночного холода, то ли от необъяснимого страха. Иван набросил на нее овечью шкуру.

— Так ты для меня ее взял? — улыбнулась Мара, и Иван кивнул.

Они проплыли еще немного, когда Иван направил лодку к берегу, в камыши.

— И что теперь? — прошептала Мара, хотя никто здесь не мог их услышать. Просто не хотелось разрушать речную тишину.

Иван поднял палец:

— Слушай!

Мгновение прошло, еще одно, а потом совсем близко зазвучала птичья песня. Сначала негромкая, постепенно она набрала силу, разлилась по воде, затопила все вокруг. Марена стала присматриваться, но никак не могла разглядеть птицу.

— Во-он там, — указал Иван. — Выше.

На дереве, у самой воды, полускрытая ветками и листвой, сидела маленькая серая птичка.

— Соловей, — медленно проговорила Мара.

Иван кивнул.

Они сидели и слушали серого певца до тех пор, пока вокруг не разгорелось утро. Тогда Иван снова взялся за весла и поплыл в деревню. На обратной дороге оба молчали, одновременно умиротворенные и взволнованные. Когда они уже выбирались на берег, в воде что-то плеснуло.

— Русалка, — улыбнулся Иван, и Мара улыбнулась в ответ.

Иван проводил ее до дома. Вокруг было тихо, но, когда Мара уже открывала дверь, у соседей что-то грохнуло. Видно, бабка Доля встала пораньше, корову доить. Девушка забежала в дом и не видела, что на нее через забор недобрым взглядом смотрела Доляна.

* * *

Яя летала по городу, благо было темно и пасмурно. Пан с Зоей заседали