мутится в голове. Так что, единственное, что могу чувствовать, это дикое желание, разрывающее тело, и странную нежность, заливающую сердце.

Нежность и нестерпимую, сводящую с ума необходимость отодвинуть эту белую полоску, чтобы, наконец, прикоснуться к тому, что под ней.

Единственное, что хочу почувствовать, то, как она вздрогнет под моими пальцами, под касанием губ и влажностью языка. Как задышит часто, прерывисто, и выгнется мне навстречу.

Разведет ноги и потянет меня к себе, как она делает всегда, когда сама уже не может ждать и чувствует, что я стремительно падаю в звездное никуда.

Я делаю это, – сдвигаю тонкую ткань, глядя на открывшийся нежный треугольник с поблескивающими каплями ее желания.

Трогаю подушечками пальцев. Сначала едва касаясь, обводя по кругу, чуть надавливая и легко углубляясь между влажных, распухших, ждущих меня складочек.

Она опускается спиной на столешницу, приподнимает бедра, и я стягиваю с нее этот хлопок и это кружево. Потому что больше не могу на них смотреть – мне уже плохо от их наивности, разрывающей мою душу и до боли раскаляющей тело.

– Эрик, – ее шепот похож на жалобный стон, на последний выдох. И глядя в затуманенные глаза и до крови закушенную губу, я подтягиваю ее дрожащие бедра, широко развожу и вхожу в долгожданное, алчное, лихорадочно ждущее только меня тело.

И где-то на краю своей, готовой взорваться вселенной, слышу ее беззвучный, как дрожание звезд, шепот:

– Ты мой…

Глава 17

Где-то в Подмосковье… Снежана Демина

Эрик уехал.

Из окна я смотрела, как он выходит к своему внедорожнику, который вчера бросил посреди двора, достает из багажника щетку и неторопливо счищает выросший за ночь на машине сугроб.

Закончив, потопал ногами, отбивая налипший на высокие ботинки снег и, бросив равнодушный взгляд в мою сторону, забрался в машину. Громыхнули, закрываясь за машиной, ворота, и я осталась одна.

Поглазела на рассыпающееся белыми хлопьями хмурое небо, позвонила Славику, чтобы приехал почистить двор от снега, и побрела на второй этаж собирать вещи.

Я как раз тащила чемодан с одеждой в сторону той самой розовой спальни, которую присмотрела в качестве запасного места обитания, когда позвонила Маря.

– Привет, мать. Чем живешь, как дышишь? – вопросила она оптимистичным басом.

– Норм, – пропыхтела я.

– А чего голос утомленный?

– Переезжаю в другую комнату, – призналась я. – Хозяин – редкостный зануда, велел освободить спальню, в которой я до этого жила. Вот и перетаскиваю вещички.

– Да? – в голосе подруги мелькнуло сомнение. – Что-то не похоже на тебя, ты отродясь свое без боя не отдавала.

– Это не мое, Маря. И конфликтовать с ним я не буду, мне здесь еще жить и жить, – коротко проинформировала подругу, стараясь не вспоминать слова, что сказал мне Эрик на кухне.

Сразу после того, как помог подняться со стола, на котором занимался со мной любовью. Вернее, это я, романтичная идиотка, так назвала то, что между нами произошло. Но не Эрик…

– Какие новости, Марьяна? – выдернула я себя из дурацких мыслей.

– Приходил ко мне товарищ, назвавшийся твоим пасынком, – торжественно объявила подруга, а я аж чемодан от неожиданности из рук выпустила. – Тебя ищет.

– И?! – слегка взбледнула я, представив, как этот бандит угрожает моей Маре.

– И с ходу начал пугать, что закопает, если не скажу ему, где ты прячешься, – хмыкнула подруга. – Прикинь, решил, что это так легко, мою слоновью тушку закопать.

– Маря, это не шутки, – я занервничала. – Я помню, что Гарик рассказывал что-то нехорошее про сына. Только не помню, что именно. Он тебе ничего не сделал?

Она хихикнула:

– Снежана, он, похоже, идиот, раз притащился угрожать ко мне на работу. Я кнопочку под столом нажала, и уже через тридцать секунд мои мальчики твоего пасынка приняли по всей форме. На полу разложили и очень доходчиво объяснили, почему недопустимо так себя вести. Заодно пробили парнишу по базе. Так вот, это не он!

– В каком смысле "не он"? – не поняла я.

– Это не сын Гарика. Вернее… – подруга замолкла, а потом торжественно сообщила, – оказывается, у вас в наличии имеется два пасынка, Снежана Анатольевна.

– Ничего не понимаю, – я села на чемодан.

Сгорбилась, уперевшись локтями в колени, и свободной от телефона рукой вцепилась себе в волосы:

– Гарик всегда говорил только про одного сына, который где-то заграницей живет и на родину носа не кажет из-за криминального прошлого.

– Ой, мать, я уже тоже запуталась, – вдруг жалобно взвыла Марьяна. – Ты сама знаешь, что де-юре у твоего почившего супруга вообще нет детей. А де-факто их оказалось аж двое – это мне этот типчик рассказал и привел доказательства.

И звонил тебе именно этот сын, который второй. Причем, как я поняла, о существовании этого сына тот первый сын, которого ты знаешь, ничего не знает, – не совсем складно завершила свою эмоциональную речь подруга.

Я слушала ее, чувствуя, как с каждым мгновение растет мое недоумение: оказывается, Гарик был не так уж откровенен со мной!

Не то чтобы я удивилась этому факту, все-таки четыре года прожила с этим мужчиной бок о бок и кое-что о нем знала. Но тот факт, что он скрывал от меня еще одного сына, несколько озадачивал.

Попрощавшись с подругой, я еще посидела на чемодане, усиленно шевеля извилинами, сортируя полученную информацию и прикидывая, чем появление еще одного наследника грозит мне.

Затем завершила переезд в новую комнату. Встретила Славика, поболтала с ним, пока он заводил снегоуборочный агрегат, и вернулась в свою новую комнату, все также ломая голову над рассказом Мари.

Достала лежащий на дне большой косметички старенький кнопочный телефон и по памяти набрала номер.

– Что? – ответил знакомый высокий голос.

– Мне нужна информация…

Вечером Эрик не приехал. За окнами давным-давно царила ночь, постукивая в окна начавшейся метелью, а его все не было.

Я поужинала остатками курицы и салатом, который смастерила из привезенных Эриком овощей.

Побродила по дому. Почитала, поскучала и, плюнув на придурка, который на ночь глядя шляется неизвестно где, пошла спать.

Новая кровать, несмотря на неоднозначный дизайн, оказалась очень удобной. Постельное белье тонко пахло лавандой, а за окном уютно пела метель. Так что уже через десять минут я сладко спала, решив оставить все нелегкие мысли наутро.

…Меня трогали подрагивающие руки. Ползли, как влажные, холодные медузы по ногам. Двигались по спине рваными нервными движениями.

К уху крался шепот, от которого мое тело цепенело и превращалось в кусок шершавого льда. Я не так боялась его касаний, как этого шепота, затекающего в мой немеющий от ужаса затылок.

– Скучала