— Дочь Крэя?

Хоть это и вопрос, но я вижу в его глазах, что он знает. Совру, поймёт. Поэтому лишь прикрываю глаза в знак согласия. И снова хриплый приказ.

— Сними маскировку.

Смысла прятаться больше нет. Усилием воли расплетаю моё лучшее маскировочное заклинание, абсолютно автономное, работающее, даже если я сама на нуле, и с удивлением вижу, как жадно всматривается в открывшуюся картину Никодий.

— Скользящая. — произносит с восхищением и… неужели уважением? — Как долго ты была в рабстве?

— Пятнадцать лет. — я привыкла говорить о своём положении ровно, без эмоций, но сейчас вытравить горечь из голоса не получается. Этот мужчина делает меня безоружной.

— Твоего отца убил Сорра? — наносит он новый удар по моему самообладанию.

— Отца, мать. Возможно сестру. — оказывается, когда ничто не сдерживает, спрятать свою боль гораздо сложнее.

— Возможно? Ты не знаешь?

— Нет. Мне было запрещено искать её. Сейчас я могла бы. Если останусь в живых.

В ответ на последнюю фразу его аура опять полыхает яростью. Его так злит одна лишь мысль о том, чтобы оставить меня в живых? Демоны действительно не прощают угрозу близким. Знаю это не понаслышке. Жаль. Я уже начала надеяться.

(Никодий)

Я, как околдованный, не могу отвести взгляда от её ауры. Она моя истинная. И она готова хоть сейчас умереть от моей руки. Что нужно сотворить с демоницей, чтобы довести её до такого равнодушия к жизни? В груди клокочет глухая ярость и дикая жажда крови. И направлены они на того, кто поломал это хрупкое создание, что сидит передо мной, и посмел посягнуть на мою дочь.

Когда спускался в подвал, совсем не этого ожидал. Думал, она хотя бы попытается оправдаться, будет просить не убивать её, отпустить. Готовил себя к роли строгого беспристрастного судьи, чтобы не дать понять, как глубоко зацепила она меня. А узнал, что мне, оказывается, отвели роль палача. Девчонка решила самоубиться с моей помощью. И до сих пор, кажется, надеется на это.

Лишь на миг она ожила, когда засмотрелась на мою ауру и потом, когда так явно вдыхала мой запах. Крошка-кобари тоже почувствовала нашу связь. Но поняла ли хоть, что это значит?

— Сколько тебе было, когда ты попала к Сорра? — мне хочется понять, каковы у меня шансы на её понимание того, что между нами происходит.

— Девять. — этот тихий надтреснутый голос мне внутренности скручивает.

Девять. Совсем ребёнок. Что же ей довелось пережить? Как она вообще выжила? Как осталась в здравом рассудке? Если она так надеялась на смерть от моей руки, то наверное давно уже жаждала умереть, вот только хозяин не позволял.

— Как звучит твоё полное имя? — я ведь даже этого о ней не знаю.

— Шэмани.

Шэмани, Шэми, маленькая белая кобари, дочь единственного Скользящего на всё поколение, последняя обладательница невероятного дара. Бесценное сокровище, которое должны были холить и оберегать. А вместо этого пятнадцать лет истязали. Чувствую, как поневоле начинаю обращаться. Слишком сильна сейчас моя ярость. Сжимаю челюсти до скрежета, пытаясь взять себя в руки. А потом встречаюсь с её взглядом. И столько обречённости в нём и смирения, что хочется схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, возвращая к жизни. Хочется схватить этот стол и швырнуть его об стену, чтобы хоть немного выплеснуть бурлящие внутри эмоции. Но вместо этого я беру себя в руки и задаю единственный вопрос, который меня сейчас волнует.

— Скажи мне, Шэмани. Ты всё ещё собираешься умереть?

Она смотрит удивлённо, сначала в глаза, а потом переводит взгляд на мои сжатые в кулаки руки и острые когти, которые я не успел ещё спрятать.

— Если бы это зависимо от меня, — начинает она осторожно, подбирая слова, — То я бы предпочла не умирать. Я должна найти сестру. И отомстить.

Это острое чувство, что захлестнуло меня изнутри, я даже не могу назвать облегчением, это что-то гораздо большее. У неё нашлись причины не умирать, значит у меня появилось время дать ей причины жить.

(Шэмани)

Зачем он это спросил? Может, я всё-таки поспешила с выводами и мне не предстоит немедленная смерть? Мужчина напротив продолжает сверлить меня изучающим пристальным взглядом. Каждый его вопрос попадает точно в цель, вытягивая из меня то, что я сама бы точно не стала озвучивать. И вот результат. Нет я не прошу оставить мне жизнь. Я навсегда разучилась просить тогда, когда будучи ещё совсем ребёнком так наивно и так безрезультатно умоляла прекратить мои мучения. И тем не менее я дала ему власть над собой, признавшись в том, что меня держит в живых.

— Моя дочь говорила тебе, что Провидец предупредил её о твоём приходе? — внезапно переводит он тему.

— Да.

— Ты хотела бы знать, почему он тебя сюда прислал?

Прислал? А ведь и правда. Жуарэ Моньи сделал всё, чтобы Мессир послал меня убивать. О неслучайности того разговора у меня уже мелькали мысли, но я старательно гнала их от себя, так как они тянули за собой другие, те, что могли мне всё испортить.

— Мне было бы это интересно. — медленно киваю, не зная чего теперь ожидать.

— Хорошо. Сейчас я отведу тебя в твою камеру. А потом зайду, чтобы отвести наверх, когда его привезут в мой дом. — он поднимается и протягивает мне руку.

У меня рушатся все тщательно выстроенные мною выводы и погребают меня под грудой обломков. Мне остаётся только удивлённо таращиться на протянутую мне ладонь и пытаться сообразить, что же это значит. Видимо мои колебания длились слишком долго, потому что Никодий хмурит раздражённо брови. Но не убирает руку.

— Пойдём, Шэмани.

Я не верю, что делаю это, но поднимаюсь и, перехватив одеяло на груди одной рукой, вторую вкладываю в большую мужскую ладонь. То ли это я так замёрзла, то ли он так горяч, но это прикосновение буквально обжигает меня, рождая ручейки жидкого пламени, что разбегаются от захваченной мужчиной кисти по всему телу. Это ощущение, настолько ошеломительно, что я замираю на миг, смотря на наши руки. Что происходит? Зачем он это делает? А Никодий тоже смотрит и снова хмурится.

— Ты замёрзла. — констатирует очевидный факт. Ему то моя ладонь, наверное, показалась ледяной.

Пожимаю плечами. Да. И что?

То, что происходит дальше, вообще никак не укладывается в моей голове. Мужчина тянет меня на себя и внезапно подхватывает на руки, повергая в полный шок. Если соприкосновение наших рук показалось мне обжигающим, то неожиданный жар его тела, к которому я оказалась прижата, совсем вышиб мой здравый смысл вместе с последними крохами самообладания. Тело начинает нещадно колотить, так сильно, что даже зубы выбивают чечётку и слёзы выступают на глазах. И я ничего не могу с этим поделать. Не думаю, что здесь настолько холодно, как мне кажется. Но внезапное и крайне болезненное избавление от чужих установок и блоков в моём сознании, не прошло для меня бесследно. Ментальная магия такой силы в руках крохотного ребёнка слишком грозное оружие, хоть девочка явно старалась мне не навредить. Потом я ещё усердно пыталась контролировать себя и не показаться слабой перед лицом своего предполагаемого палача. А теперь трясусь, как заяц, пойманный за шкирку. Жалкое зрелище должно быть. Ещё и на руках у этого самого палача. Знать бы ещё, почему я на этих руках. А Никодий, как назло, молчит, сжимает чуть ли не до хруста и лишь желваками играет. Не мучил бы уже своим непонятным поведением, а решал что-то. Сил уже нет терпеть ни его непонятные взгляды, ни собственную ещё более непонятную острую реакцию на этого мужчину.