– До свидания, мистер Кросс. Да благословит бог вас и вашу милую жену.

– До свидания и спасибо, мистер Ирвинг. Я знаю, никто не мог бы сделать для нее больше.

Когда он вышел, Гектор обратился к сестре Палмер.

– Я ее муж.

– Я знаю. Садитесь, мистер Кросс. Возможно, ждать придется долго.

Гектор придвинул стул ближе к кровати и сел.

– Могу я взять ее за руку? – спросил он.

– Да, но, пожалуйста, осторожней с капельницами.

Гектор протянул руку и бережно взял Хейзел за три пальца. Они были очень холодные, но не такие холодные, как его сердце. Он разглядывал ее лицо. Веки почти сомкнуты. Глаза закачены. Зрачков он не видел, только серебристый краешек белка. Глаза утратили свой сапфирно-голубой блеск, стали тусклыми и безжизненными. Он передвинул стул так, чтобы, открыв глаза, она сразу его увидела. Это должно быть первое, что она увидит, очнувшись; он очень старался не употреблять слово «если».

Он слушал гудение кардиомонитора и время от времени смотрел на мерно раздувающийся и опадающий мешок кислородного аппарата. Кроме этих звуков были слышны лишь шаги сестры Палмер по плиткам пола и шорох ее халата, когда она двигалась по палате. Гектор посмотрел на часы. Их подарила ему Хейзел на прошлый день рождения. Платиновый «Ролекс» с дарственной надписью на голубом циферблате. Без двадцати два ночи. Он не спал почти сутки. Уронив подбородок на грудь и по-прежнему держа Хейзел за руку, он задремал, но при каждом изменении ритма на кардиомониторе мгновенно просыпался.

Ему снилось, что они с Хейзел на ранчо в Колорадо, поднимаются на холм. Взявшись за руки, они идут по тропе к мавзолею Генри Бэннока. Впереди бежит Кайла.

– Я хочу видеть папу.

Она смеется и оглядывается через плечо. Дочь и мать поразительно похожи.

– Подожди! – кричит ей вслед Хейзел. – Я с тобой.

Гектора охватывает ужас. Он крепче сжимает руку Хейзел.

– Нет! – говорит он. – Останься. Не покидай меня.

И тут он почувствовал руку на своем плече и услышал голос:

– Мистер Кросс, вы в порядке?

Он открыл глаза: перед ним стояла сестра Палмер с озабоченным лицом.

– Вы кричали во сне.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Он понял, где находится. Посмотрел в лицо Хейзел. Голова ее была в прежнем положении, но глаза открылись. В них вернулся голубой блеск. Она видела его.

– Хейзел! – настойчиво прошептал он. – Сожми мою руку!

Никакой реакции. Пальцы Хейзел по-прежнему оставались неподвижны и холодны. Он левой рукой погладил ее по лицу. Глаза ее не двигались. Они смотрели прямо на него.

– Это Гектор, – прошептал он. – Я люблю тебя. Я думал, что потерял тебя.

Он посмотрел ей в глаза, и ему показалось, что зрачки слегка сократились; а может, эту мысль породила надежда. И тут он услышал писк кардиомонитора, частый и размеренный.

– Она видит меня, – сказал он. – И слышит.

Голос его прозвучал громче.

– Успокойтесь, мистер Кросс, – сказала сестра Палмер. – Не надо торопиться. Повреждение мозга…

Он не желал слушать.

– Говорю вам, она меня видит и слышит.

Он протянул руку и коснулся бледной, холодной щеки Хейзел, чувствуя, как к нему возвращаются мужество и решительность.

– Сестра Палмер, – резко сказал он. – Пожалуйста, пройдите в родильное отделение и попросите дежурную сестру принести мою дочь.

– Мы не можем этого сделать, сэр. Ваша жена очень больна и…

– Сестра, у вас есть дети? – перебил он.

Она медлила, потом ее голос и тон изменились.

– Сын, ему шесть лет.

– Вы можете себе представить, каково умереть, не увидев его?

– Есть правила, – слабо возразила она. – Дети, родившиеся кесаревым сечением, должны оставаться в инкубаторе…

– Наплевать на ваши правила. Моя жена может умереть. Идите в родильное отделение и принесите мою дочь. Немедленно.

Сестра Палмер еще немного помешкала.

– В это время народу очень мало.

Она выпрямила спину и повернулась к двери. Неслышно закрыла ее за собой и пошла по коридору.

Гектор поднес губы к уху Хейзел.

– Ты была права, Хейзел, дорогая. У нас девочка. Ее зовут Кэтрин Кайла, как ты и хотела. – Он смотрел ей в глаза, выискивая признаки жизни, но смотрел словно бы в бездонный голубой бассейн. – Сейчас тебе принесут Кэтрин. Ты увидишь, как она прекрасна. Волосы у нее будут золотые, как у ее старшей сестры. Она весит шесть фунтов.

Он нежно гладил щеку Хейзел и шептал ей ободряющие ласковые слова.

Кардиомонитор продолжал регулярно попискивать. Зубчатая линия на экране оставалась правильной и устойчивой.

Гектору казалось, что он ждет целый век, но вот открылась дверь и вошла сестра Палмер. Она улыбалась. Сразу за ней вошла Бонни, сестра из родильного отделения. Гектор удивился, увидев, что она еще на дежурстве. В руках она несла сверток в голубом одеяле. Гектор вскочил и подошел к ней. Сестра молча протянула ему сверток.

Гектор неуверенно протянул к нему руки, но потом отступил на шаг и спросил:

– Какой стороной ее брать? Не хочу уронить.

– Согните руку, – приказала Бонни и, когда он послушался, положила Кэтрин в полученную колыбель. Гектор смотрел на дочь с опаской, словно брал в руки бомбу.

– Я первый раз…

– Она не сломается, – заверила Бонни. – Дети очень прочные маленькие существа. Держите ее с любовью.

Гектор медленно начал успокаиваться. Он улыбнулся.

– От нее хорошо пахнет. – Улыбка его стала еще шире. – Она такая мягкая и теплая…

– Да, – сказала Бонни. – Дети – они такие.

Гектор с младенцем на руках повернулся к кровати. Наклонился к Хейзел, так что смог поднести Кэтрин к ее лицу.

– Только посмотри! Настоящее маленькое чудо, да? – сказал он.

В лице Хейзел ничто не изменилось, оно оставалось бесстрастным, глаза ничего не выражали. Гектор поднес личико дочки почти к самому лицу Хейзел.

– Думаю, вашу дочь нужно поцеловать, миссис Кросс, – сказал он и коснулся губами Кэтрин губ Хейзел. Губы девочки сразу зачмокали, она инстинктивно искала сосок. Завертела головой, касаясь лица матери. Лицо Хейзел оставалось неподвижным и бледным, как мел.

Не найдя того, что искала, Кэтрин захныкала. Почти сразу обида перешла в гнев, и она басисто заплакала, издавая звуки, которые не могут оставить равнодушной ни одну мать. Но черты Хейзел не оживлялись.

Приуныв, Гектор снова взял Кэтрин на руки. Он надеялся… на что? На что угодно. Заметить то, что позволит понять – Хейзел узнала своего ребенка.