— Вова, Боря трус, а не дурак. Поймет, убийство бомжа на него вряд ли повесят, а вот от групповухи с настоящей потерпевшей ему уже не отвертеться.

Гудвин вернулся на диван, взял стакан с коньяком и залпом выпил.

— Лады, Домино. Но мы-то ему тогда зачем? Бориску адвокат вытащит.

— Ну, во-первых, с адвокатом мы торопиться не будем. Во-вторых, ты в хату маляву отправишь, попросишь принять фраера по-людски. — Гудвину казалось, что Марта уже диктует ему текст записки в СИЗО. Старый Князь многому успел научить приемную дочь. — А я, Вова, опять спущусь к Боре добрым, всепрощающим ангелом — дам алиби, поддержку и обещание хранить тайну. Когда Борю после первого допроса с отказами и истерикой в камере закроют, у него одна надежда останется — мы, Вова. — Домино взяла из вазочки орешек в шоколаде и разгрызла его белыми зубками. — А уж мы с тобой, Вова, такую кутерьму разведем — рады стараться! Поймет Бориска, что без верных людей жизнь — рабская неволя.

В кармане Гудвина запиликал сотовый телефон. Вова достал мобильник, выслушал короткое сообщение и доложил Марте:

— Девчонка дома. Мы ее на улице караулили, думали, хавера пустая. А она, оказывается, никуда не выходила, в темноте сидела. Только что свет зажгла. Ехать, Домино?

Марта в задумчивости разгрызла еще два орешка и произнесла:

— Подожди, Вова. Она сейчас, ночью, никому дверь не откроет. Завтра пошлешь к ней верного человека, пускай договорится. Ствол надо выкупать.

— А если Боря завтра в ментуру пойдет, заяву на пропавший ствол писать?

— Не пойдет, — ухмыльнулась Домино. — Он завтра хворый будет. На радостях так насосется, валежником лежать будет.

На следующий день Борис Аркадьевич появился в офисе только после обеда. Бледный и слегка опухший, он прошел мимо кабинета Марты к себе и сразу попросил секретаршу сделать крепкого чая.

Прежде чем бежать к заварочному чайнику, секретарша склонилась над селектором, нажала кнопку и прошептала:

— Пришел, Марта Игоревна.

Домино дала любовнику время на утоление похмельной жажды, взяла несколько листов бумаги и отправилась в соседний кабинет.

— Добрый день, Борис, — как ни в чем не бывало поздоровалась Марта.

— Добрый, — буркнул Гольдман. — Что у тебя?

— Поставки, — коротко ответила Марта и положила на стол перед шефом бумаги.

Борис Аркадьевич быстро просмотрел документы, болезненно сморщился, но подпись поставил.

— Все?

— Почти. Пришел факс из Дрездена. Посмотришь сейчас или подождешь до завтра? — Голос «доброго ангела» искрился сочувствием к падшим, и Борис Аркадьевич наконец посмотрел на любовницу. Но, встретив открытый, чистый взгляд, тут же отвел глаза.

— До завтра, Марта Игоревна…

«Скотина! — возвращаясь к себе, думала Марта. — И кто сказал, что евреи не пьют и с девками не путаются?! Еще как пьют и путаются! Впрочем, — Марта шумно, вслух вздохнула, — возможно, мне просто не повезло и я наткнулась на единственную паршивую овцу. Точнее, свинью».

Остаток рабочего дня Гольдман провел в слегка разогретой сауне офиса — выпаривал токсины из тела. (Финская баня была любимым местом Бориса Аркадьевича. Когда турецкие мастера делали в офисе евроремонт, российские работяги параллельно, в рекордном темпе, трудились над довольно скромной по размаху банькой. На бетонных полах офиса еще только лаги лежали, а Борис Аркадьевич уже воплотил в жизнь свою мечту — сухая парная для него одного. Толстый хозяин «Гелиоса» не любил общественных парных и гостей приглашал очень избирательно.)

В тот день Марту и «лучшего друга» Владимира Александровича Гольдман с собой не позвал. Он больше не хотел их видеть. Они уже стали неприятным напоминанием. От секретарши Домино узнала: на субботу шеф заказал билеты в Цюрих.

Вечером в офисе Гудовин получил от Марты конверт с валютой.

— Здесь пять тысяч, — сказала Домино. — Не жмоться, Вовик. Сколько девчонка за ствол ни попросит, столько и давай. Но начинай с трех.

— А не жирно ей будет? — покачивая конверт на ладони, спросил Гудвин.

— Не жирно, — отрезала Марта, — в самый раз. И сам не ходи. Пошли кого-нибудь. С тобой она договариваться не будет. Понял? — Гудовин хмыкнул и направился к выходу. — Потом с Борика сторицей возьмем! — бросила вдогонку Домино.

В половине девятого вечера в квартиру Марты, шатаясь, ввалился окровавленный Гудвин. И без того обычно бледное лицо Вовы было белым до синевы. Вся левая сторона джинсовой рубахи пропиталась красно-бордовым. Гудовин зажимал ладонью рану в верхней половине груди. Поверх рубахи на него была накинута чужая огромная ветровка.

— Она шмальнула в меня, Домино, — просипел Гудвин и упал на стул в прихожей.

Марта заполошенно оглянулась и побежала в комнату к телефону.

— Надо скорую вызвать! — крикнула она на ходу.

— Погоди, — остановил Гудвин. — Пуля в мякоть вошла. Легкое не задето…

— Откуда ты знаешь?! — почти прорыдала Домино. Вид и запах крови напугали ее до дурноты.

— Погоди, не суетись. Лучше перевяжи…

Обматывая плечо Гудвина бинтами, Марта смотрела, как быстро они намокают, и старалась дышать ртом. Но тошнотворный, обморочный запах, казалось, проникал сквозь поры, его вдыхали испачканные руки, голова кружилась, путались мысли.

Через десять минут, придерживая левую руку, Вова расслабился в кресле и попросил выпить.

— Не дам, — отрезала Марта. — Откроется кровотечение, сдохнешь от потери крови.

— Не сдохну, — растянув посиневшие губы в усмешке, пообещал Гудвин.

— Что случилось, Вова?

— Девчонка в магазин пошла… — с перерывами начал Гудвин, — я встал в подъезде и начал ждать…

— Сам?! — ужаснулась Домино.

— Сам.

— Идио-о-о-от!! — взвыла Марта. — Я же тебе сказала, пошли кого-нибудь!

— Согласен, — кивнул Гудвин. — Но я подумал… жирно ей будет три куска. Чалый за ней в магазин потопал… вернулся, говорит, сукой буду, ствол в сумке. Она тяжелая…

— Ну! — подстегнула Марта.

— Ну, я встал в подъезде, начал ждать… Хотел «на плечах» в хату войти, поговорить. А она ствол из сумки — и сразу в меня…

Марта представила, как в темном подъезде девушку встречает кошмар из ее снов, и подумала: «Повезло Вове. Могла и в голову попасть». Сама Марта так бы и сделала, и ни за что не промахнулась бы.

— Маслина где?

— В стене сидит, — поморщился Вова. — Но главное, Марта… меня видели. Баба какая-то в подъезд заходила, и… мужики с лавочки на выстрел оглянулись…

Глядя на Вову, Марта глубоко задумалась. Вид крови уже перестал ее тревожить, мысли сновали привычно и бойко. Домино готовила новую комбинацию.