Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что ж вы мне ничего не сказали?
— А откуда я знаю, кто ты такой? Может, вы с ней на пару меня морочить собирались. Это я уже на пустыре о тебе догадался…
— Хорошо, а потом вы где были?
— А потом слез с дерева и пошел сестрицу выслеживать. А она сама на меня наскочила…
— Где?
— Да недалеко как раз от Петькиного дома.
— Ну и?..
— Ничего. Гонял ее, гонял, но только упарился. Далеко она меня таскала. Обозлился, плюнул и решил поближе к ее пятачку подобраться. И там подождать. В расчете, что она непременно вернется. Но не понравилось мне там. Такой воздух стоял, как будто могилы задышали. Земля колыхалась… Я отважился на самый пятачок подобраться, глянул — ты сидишь, качаешься, и под ногами у тебя земля расступается…
— Постойте, — сказал я. — Это все понятно. И вероятно… То есть не очень вероятно, но все ж можно допустить… Но вчера вот! Это ж сплошная сказка! Неужто и вчера все это было?.. — Дорожка. Клад. Камень отваленный… — Неу…
— Ну, милый! Ясное дело, что сказка. Да еще настоящая. Вчера ведь Купальская ночь была. Так что и камень отвалился, и клад нашелся. Ты, я думаю, разрыв-траву башмаком подцепил. Когда по пустырю брел. Говоришь, тогда чудеса и начались. Вот она тебя на клад и навела.
— Понятно. А когда вытряхнул туфель — камень вернулся…
— Да. Значит, вот какое дело у моей сестрицы… О-о-о!.. — хлопнул себя по лбу Сашка. — Понял!.. понял!!.
— Что? Что еще?..
— Понял! Это она меня подальше уводила… понимаешь? Чтобы успеть…
— Куда?
— Никуда!.. Чтоб тебя успела земля забрать. Ты все равно спал, и тебе песни пели, а трещина под тобой расходилась. А вот она боялась, что я помешать могу, да и уводила меня!.. Ах ты… — он удержался, видимо, от грубого слова.
А я сидел и молчал. Действительно, Купальская ночь!.. Как я сам не сообразил!.. С такой поправкой все становилось понятно. Не то, чтобы понятно, но со сказочной стороны можно было бы найти ключ ко всему происходящему… Однако я все ж временами вспоминал, что имею дело с сумасшедшим. И что неприлично принимать на веру все, что он скажет.
— Покажи мне их, — услышал я Сашкин голос.
— Кого? — не понял я.
— Штучки. Клад свой. Из-за чего весь сыр-бор…
— Сейчас.
Но рука моя почему-то лезла в карман с неохотой. Словно бы мне было жалко показывать Сашке свое богатство — или я боялся чего-то…
Сашка долго и серьезно разглядывал бусинку и монетку.
— А ну, переверни монету… Это рога…
— Какие рога?
— Вон, видишь, от дырки идут…
— Ну ладно, пусть рога. Что это вообще?..
Сашка медленно разогнулся и посмотрел на меня.
— Не знаю… — сказал он. — Догадываюсь, но лучше помолчу. Тем паче, что я догадываюсь очень смутно. Это больше, чем я понимаю… это хуже, чем я понимаю…
— Что? Что?..
— Не знаю. Зачем тебе это досталось — не ведаю. Лучше б им там оставаться… Так мне кажется… Убери их… Или стой. Ты ничего не чувствуешь?..
— Не знаю… — неуверенно сказал я и прислушался. Ветер тонко пел в щели окна. Жук точил дерево. Гудел ток в проводах. Глухой шум. Словно дальний ропот барабанов.
— Мерный ропот барабанов… глухой шум… звуки какие-то…
— Опять голоса слышишь?.. — прошептал Сашка, дернув меня за подол рубахи.
— Да… кажется, да… «Ты слышишь? — наше время пришло. Ты слышишь? — близится срок… Степная жуть поднялась на крыло, взметнула вихрем песок… Тускнеют звезды, застыв на лету. Луна скрывается прочь… Болотные боги глядят в темноту и жадно нюхают ночь…»
— О, Господи… — прошептал Сашка и перекрестился.
— Жуть какая. Неужто я прав?..
…Я не успел спросить его, что он имел в виду. Я случайно взглянул на окно и похолодел.
— Саша…
…В окно на нас глядели тускло-желтые ненавидящие глаза. За ними клубилась чернота, и нельзя было разобрать очертаний…
— Вижу… Но как?.. Но почему?.. Откуда она знает, что мы здесь?..
— Как — откуда? Вы же здесь живете…
— Но она никогда сюда не входила. Я думал, она не может сюда войти… Да она и не может… А ну-ка!..
Сашка быстро перекрестил тучу в окне. Туча колыхнулась, раздался тот же леденящий плач, но глаза не исчезли. Она продолжала оставаться у окна.
— Боже мой… — еле слышно прошептал Сашка, — что же теперь будет?..
— А что? В чем дело?..
— Ты же видишь — не уходит… Что же ей приказано?
— А что может быть?
— Не знаю. «Они» не любят креста. Скрываются. А она — видишь… Кричит, но терпит… Готовься к худшему, — неожиданно бодрым голосом сказал Саша и весь словно бы распрямился. В руке его просиял нож.
— К какому худшему?
— К какому угодно. Верно, ее послали на гибель. Она не уйдет.
— Кто послал?..
— Кто, кто… Некто. Этих тварей тоже на