покачал головой сыщик. – Неужели придется в сыскной корпус кого послать, чтоб нас от этого бандитского сброда спасли!

– Не, сыскной отдел вам не поможет, вас триста раз прирежут, пока полицаи приедут! – не согласилась с этой идеей Анфиса.

– Тогда что делать прикажете? – фыркнул от нетерпения Аристарх Венедиктович.

– Не волнуйтесь, – Анфиса радостно захлопала в ладоши. – Вот, барышня, напялите на себя поверх платья вашего мой тулупчик, в платок завернетесь, примут за местных, хулиганы не тронут, – поклонившись, она вручила Глафире свои вещи. – А вот с вами потруднее будет, – принялась рассматривать она дородную фигуру Свистунова. Сыщик приосанился, попытался втянуть живот, но это у него плохо выходило.

Анфиса помолчала, немного подумала:

– У меня, конечно, остались вещи от Остапки, мужа моего… почившего… – уточнила она. – Но Остап был другой комплекции, чем вы. Худее, выше, жилистый такой. Его вещи на вас не налезут, – вытащила она из кривого шкафа стопку одежды и бросила ее на топчан.

– Но что же делать? – с сомнением спросил Свистунов.

– Есть еще одна идейка, подождите тут в комнатке минуточку. Я быстро, – пообещала Савицкая и выскочила в коридор.

Когда они остались одни, Аристарх Венедиктович сразу напустился на горничную:

– Глашка, во что ты опять меня втравила? Это же бред какой-то, я не буду надевать вещи ее покойного мужа!

– И не нужно будет ничего этого делать! – Глафира как будто не слышала хозяина, она практически ползала по полу комнатки, разглядывая каждую трещинку, каждую досточку пола.

– Милочка, ты меня слышишь? Что ты пытаешься там найти? – наконец-то обратил внимание на пируэты горничной Свистунов.

– Я ищу капли крови, комнатка тут небольшая. Если бы Остапа расчленяли в этом помещении, то несомненно остались бы капли или брызги на полу или стенах!

– Так тут же сыскной отдел уже все проверил, ничего не нашли. У них эксперты, у них специалисты, а ты, простая горничная, взяла и нашла то, что пропустила полиция? – удивился сыщик. – Горничная-детектив! – противненько захихикал он.

– А вот и нашла, смотрите сюда, Аристарх Венедиктович, – приблизилась к сыщику Глафира. – Действительно, на полу ничего нет, действительно, эксперты тут хорошо поработали. Но… – Девушка подняла верх палец. – Но сыскные люди почему-то не обратили внимание на старую одежду Остапки, которую нам милостиво предложила Анфиса Семеновна. Вот, смотрите на портки умершего. Вот здесь, – показала она пальцем.

– Пятно грязи, – ответил сыщик, даже не взяв в руки старую вещь.

– А вы уверены, что это грязь, а не кровь? – подняла бровь Глафира.

– А ты уверена, что это кровь, а не грязь? – таким же тоном ответил Свистунов. – Здесь все грязное, вонючее, в этой комнатушке. То ли невидаль, грязные штаны в грязной комнатушке, – фыркнул он.

– Надо провести экспертизу, есть химические соединения, которые могут показать наличие крови на этой вещи, – затрясла штанами перед лицом сыщика Глафира.

– Глашка, кончай дурить, это просто грязные штаны. Даже если это и кровь, то не факт, что самому Остапке принадлежит, тут такой район, что вполне мог и в драке кому нос разбить. Тут вещи годами не стираются, – объяснил Аристарх Венедиктович.

– В том-то и дело, что вещи годами не стираются, а полы явно недавно мыли, чувствуется легкий запах чистящего порошка. Я сама таким пользуюсь, потому его ванильный запах ни с чем не перепутаю. Не похожа Анфиса на аккуратистку, что полы моет каждый день, да еще и дорогим ванильным порошком. Ладно бы просто водой сполоснула – нет, здесь порошком терли!

– Ты хочешь сказать, что Фиска кровь отмывала порошком? – удивился сыщик. – Ты, Глафира, не дури, ты забыла, что мы должны доказать непричастность Савицкой к смерти мужа, а ты сама ее на каторгу отправляешь! – грозно заявил Свистунов.

При этих словах в комнату вошла сама Анфиса, неся в руках бесформенный тюк одежды.

– Какую каторгу? – запинаясь, переспросила хозяйка комнаты, с удивлением взирая на притихшего Аристарха Венедиктовича.

– Не волнуйтесь, Анфиса Семеновна, это мы так, просто размышляем над делом, вашим делом, – ответил сыщик.

– Если есть вопросы, спрашивайте меня прямо. Как есть все на духу отвечу!

– Хорошо, Анфиса Семеновна, вы полы моете с чистящим порошком? И как давно вы это делали? – влезла в разговор Глаша.

– Полы? – удивленно переспросила женщина. – Нет, полы я нечасто мою, просто водой и кирпичом тру, как мать моя учила, а про порошок такой и не слыхала даже. У меня денег еле на еду для детей хватает. Какое баловство – покупать порошок, когда так можно все убрать!

– Я так и подумала, – задумчиво проговорила Глаша.

Анфиса снова испуганно замолчала.

– Барин, раз уж вещи Остапки вам не подходят, я у соседки тутошней, у Степаниды, ее платье взяла. Вас точно бандиты не узнают.

Она напялила на Аристарха Венедиктовича огромный бесформенный балахон, оказавшийся при пристальном рассмотрении бабским платьем, сняла шляпу, замотала голову шерстяным платком, сунула в руки корзинку с пряжей и восторженно рассмеялась, рассматривая результат своих трудов.

– Я никуда не пойду в таком виде, – подал капризно голос Свистунов. – Я как баба на чайнике!

– Зато живая баба, а не мертвая, – парировала Глафира. Она уже натянула на себя тулупчик Савицкой и ее платок, так что тоже выглядела вполне неузнаваемой.

– Как хорошо получилось! Вас мать родная не узнает! – радовалась Савицкая, но тут раздался громкий стук в дверь.

– Открывай, Фиска! Открывай, зараза такая! Я знаю, ты здесь! Дети твои во дворе бегают, открывай, мать твою за ногу! – грубый мужской бас кричал на весь коридор.

Анфиса побледнела и, закрыв глаза руками, спряталась в дальнем углу.

Петроград. Октябрь 1923 г.

Обратно от Обводного канала Любочка и Саша шли молча, каждый думал о своем. У младшего сержанта милиции Ильина в голове не укладывалось то, с чем ему пришлось столкнуться по службе. Он советский гражданин, атеист, никогда не верил в бабские дореволюционные сказки про чертей и нечистую силу, да еще где – в одном из самых новых промышленных районов города. Но не задать этот вопрос Александр Ильин просто не мог:

– Слушай, Люба, а может, нужно батюшку, ну, попа позвать сюда? Ну, как это называется, освятить, кадилом помахать, святой водой полить от чертей? – тихо, чтобы, не дай комсомол, не услышали редкие прохожие, спросил Ильин.

Люба отрывисто расхохоталась, но в этом смехе чувствовались нервные нотки.

– Ты шутишь? Ты веришь в поповские песнопения? Да я в комсомоле состою вообще-то! – хихикала она.

– А как комсомол относится