– Говорил, что прибьет! Ну вот же, замечательно! Вот и прибил, и на куски Остапку порвал! – радостно заявил Свистунов и тут же прикусил язык, на него шикнула Глафира, указав на закрытую дверь.

– То есть у нас появился новый хороший подозреваемый, который имел и мотив, и возможность убить вашего супруга! Вон он сразу нарисовался, когда муж ваш умер! – продолжал развивать свою мысль, уже потише, Аристарх Венедиктович.

Анфиса изумленно уставилась на сыщика:

– Вы считаете, что это Миронка Остапа порешил? – надрывным голосом спросила она. – Из-за меня, что ли?

– Вполне может такое быть! – кивнул лучший сыщик Санкт-Петербурга.

– А моя юбка у него откуда? – задумалась Анфиса.

– Он мог ее вполне у вас умыкнуть. Может, он ваши вещи собирает? – фантазировал Свистунов.

– А зачем? – невинными глазами уставилась на него Савицкая.

– Ну, бывают такие мужчины, которым… ммм… нравятся… вещи привлекательных барышень, – попытался объяснить пикантную проблему Свистунов.

Анфиса недоуменно хмыкнула.

– Это мы потом выясним, а сейчас стоит проверить этого вашего лихача. Глашенька, напомни мне заняться этим субъектом, – приказал Аристарх Венедиктович.

Глафира кивнула, а потом обратила внимание на легкую одежду Савицкой.

– А куда вы, Анфиса Семеновна, пойдете в таком виде? Я же, получается, ваш тулуп надела! – всплеснула она руками.

– Арина, моя подруга, тут живет рядом, в соседнем доме. У нее муж хороший, Вениамин Калашников, добрый, ее не обижает, помогает. Инженером работает, много получает. Только старый, конечно, я бы за старого не пошла. А Аринка с ним уже десять лет живет, не жалуется. Только деток им Господь не дал, она моих ребятишек любит, как своих, балует. Я у нее отсижусь, пока Мирон не очнется и не уберется из моей комнаты, – ответила Савицкая.

– А может, все-таки городового позвать, чтобы тот поговорил с ним? Негоже порядочную женщину преследовать. – Аристарх Венедиктович был в шоке от нравов Ямского переулка.

– Городовой мне не поможет, Мирон сейчас протрезвеет и сам обо всем забудет. Значит, ноша моя такая – от него прятаться. Не жениться же, окаянный, предлагает. – Слезы катились по щекам несчастной женщины.

– Ах он, ирод какой! – припечатал Свистунов. – Я сам поговорю с урядником в вашем районе, пусть поможет в такой ситуации.

– Спасибо, барин, спасибо, родненький. Век благодарить буду. – Анфиса попыталась поцеловать подол юбки Свистунова, тот он нее суетливо отдергивался.

– Так, с этим все понятно, как уходить теперь будем? – Когда проявление чувств закончилось, Свистунов снова принял воинственный вид. – Твои дружки, Глашка, никуда не делись!

– Это не мои дружки! Выходить будем все вместе, толпой. Первая идет Анфиса Семеновна, она местная, ее все знают, а мы за ней. И поправьте наконец-то платок, Аристарх Венедиктович, если не хотите, чтобы вас признали! – скомандовала Глаша. И такой странной троицей они вышли из парадной дома девяносто один.

Якорь и Лешай были на месте, курили папиросы и наблюдали за жильцами барачного дома. Не без злорадства Глафира заметила, что на щеке у Лешая блестел свежий синяк, видать, хорошо приложился об землю, когда Глаша подставила хулигану подножку.

– Идите за мной, молчите, глаза в пол, – вполголоса сообщила Анфиса Савицкая.

Аристарх Венедиктович до глаз замотался в платок, приподнял длиннющие юбки и двинулся вслед за девушками.

Заметив выходящих из парадной, бандиты одновременно вскочили на ноги и, сурово сдвинув брови, двинулись в их сторону. Глафира обернулась к спасительной двери. Снова бежать не выйдет, Свистунов свалится в длинной юбке через пару шагов, это как пить дать свалится. Драться посреди улицы тоже не выйдет, в тот раз ее спас эффект неожиданности, но два раза так свезти не может.

В этот момент из-за угла дома к Анфисе подбежали ее грязные, оборванные дети, что-то без перерыва объясняющие матери. Толпа ребятишек и спасла Глафиру и сыщика, Лешай мазнул взглядом по женским фигурам, приняв лучшего сыщика Санкт-Петербурга за торговку пряжей Степаниду, очень уж фигуры у них были похожи. Якорь – тот не отрывал глаз от дверей парадной, ожидая, что Глаша и Свистунов явятся из дверей в своем облике.

Так ждать им пришлось очень долго!

Анфиса Савицкая проводила детективов до конца улицы, где уже можно было поймать извозчика, пообещав в ближайшие дни обязательно зайти к Аристарху Венедиктовичу и его храброй горничной.

Петроград. Октябрь 1923 г.

Александр Ильин молча просматривал милицейские сводки за прошлые годы. Он уже дошел в своих изысканиях до девятьсот двадцатого года, но ни в прошлом, ни в позапрошлом году не топилось столько людей вблизи Боровского моста. Была парочка случаев, но они никак не походили на ажиотаж двадцать третьего года.

– Вероятно, что-то должно быть в начале этого года, – листал старые папки с документами младший сержант.

– Четырнадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать третьего года с Боровского моста в восемь часов утра спрыгнула прачка Авдотья Верховина. В тот же день, уже в двенадцать часов пополудни, там же утонула еще одна женщина, Евдокия Тимофеева. С апреля по нынешний октябрь в этом месте Обводного канала утопилось восемьдесят шесть человек официально. – Александр захлопнул папку и серьезно задумался. – Значит, прыгали с начала апреля. А до этого все спокойненько было.

– Сашок, ты что тут в архивах заседаешь? Работы, что ли, нет? Ты опросил свидетелей по краже на Трифонова? – Георгий Спицын наконец-то обнаружил, как ему казалось, отлынивающего от работы младшего сержанта.

– Никак нет, товарищ капитан. Я тут по другому делу материал собираю. На Трифонова завтра утром с товарищем Евдокимовым договорился, завтра поеду, – отдал честь Александр Ильин.

– Что это у тебя за новое дело нарисовалось, что для него в архиве приходится за информацией рыться? Кто новое дело поручил, майор Хвостов? Почему я не в курсе? – рассердился капитан Спицын.

– Никак нет, не Хвостов. Это другое дело, – замялся Ильин, не зная, как сообщить об этом старшему по званию.

– Что ты заладил, как попугай: «Никак нет!», «Никак нет!», – гневался Георгий Палыч. – Ну-ка, рассказывай все, Сашка, чем ты здесь занимаешься, или я сейчас на тебя рапорт напишу! Может, ты шпион немецкий!

– Нет, какой шпион! – Ильин тяжело вздохнул и попытался объяснить с научной точки зрения то, чему он стал свидетелем на Обводном канале. То, что он сам видел зеленый туман, решил пока не говорить, а то мало ли, еще определят в третье психиатрическое отделение, с лечебными процедурами которого Александр совсем не хотел ознакомиться.

Выслушав младшего сержанта, Георгий Палыч помолчал, поскреб заросший щетиной подбородок, а потом тяжело вздохнул:

– Сашка, глупостью ты занимаешься, ты пойди