империи. В моём мире семена цивилизации выжили. На Земле они погибли, и в течение тысячи лет здесь жили только дикари.

Концепция была настолько обширной и непривычной, что мозг Мартина был практически ошеломлён ею. И всё же здесь, на маленькой круглой Земле, великие империи пали и бесследно исчезли — кому, как не ему, археологу, знать об этом? Тогда почему и не империя миров?

Арилл мрачно проговорила:

— Мы пришли на Землю, чтобы вновь зажечь здесь факел цивилизации. Мы долго пытались. И это… это конец наших попыток.

VIII

В словах Арилл звучала горечь.

— Пять тысяч лет, — сказала она. — Пять тысяч лет терпеливых усилий, лишений, жизни в изгнании, поколение за поколением тех из нас, кто был предан этому делу. Все эти труды, боль и надежды пошли прахом!

Она обращалась не столько к нему, сколько к какому-то слепому, непреклонному богу судьбы, который предал и её, и её народ.

— Мы пытались, — сказала она. — Одну за другой в тёплых речных долинах, которые больше всего походили на наш родной мир, мы зажигали искры цивилизации. Шумер… Инд… Египет — каждый раз мы выбирали лучших и мудрейших людей и учили их всему, чему они были способны научиться.

— Шумер… Инд… Египет? — прошептал Мартин.

Ему показалось, что после долгих лет блужданий на ощупь в непроглядной тьме открылась дверь и на него хлынул яркий свет.

— Вы хотите сказать, что вы, жители Венеры, были там?

— Да, — ответила Арилл. — Мы дали им старт, старались привить знания. Поначалу это было легко, потому что они в своём невежестве почитали нас как богов. Но потом…

Мартин, слушая её, мысленно оглянулся назад и узрел историю Земли такой, какой он её никогда не видел. Ужасающая дикость Земли, самоотверженные миссионеры с неба, страх, суеверия и легенды…

Сторонники диффузионизма считали, что цивилизация впервые возникла в Египте. Другие придерживались мнения о Шумере. Третьи — что она зародилась в мифической Атлантиде. Все они, основываясь на неоспоримых параллелях между далеко отстоящими друг от друга культурами, утверждали, что должен был существовать общий источник.

— Но ни один из них, — подумал он, — даже не догадывался, что этот общий источник находился в другом мире!

— С самого начала, — с горечью говорила Арилл, — с самых первых землян, которых мы обучали в Египте пять тысяч лет назад, они не оправдали наши надежды. Мы начали с того, что научили их письму, архитектуре и обработке металла. Но письменность и архитектуру они использовали только ради насаждения своих суеверий, а металл — только для покорения тех, у кого не было металлического оружия! И мы увидели, что они безнадёжны, и оставили их.

— Так было и в Шумере, где маленькие города-государства, которые мы пытались создать, превратились в свирепые империи. И мы их тоже покинули. И когда мы попытались снова с народами Инда, всё было так же. Злобные дикари Земли, вечно жаждущие завоеваний и никогда не стремящиеся к мудрости! Лучше бы мы давным-давно оставили безнадёжные попытки цивилизовать их!

Для Мартина это было так, словно действительно открылось окно в затерянное прошлое Земли, и вся знакомая история его мира, казалось, сложилась в единую картину.

Шумер, Инд, Египет… и Венера была краеугольным камнем! Непроницаемая тайна прошлого Земли, на которую то тут, то там намекают легенды об Осирисе, Канне, Кецалькоатле и дюжине других богов-учителей, которую так долго и усердно искали многие преданные своему делу люди — и никто из них так и не догадался о ней. Странная и величественная тайна, так просто объясняющая необъяснимое.

Он сказал, затаив дыхание:

— Но ведь Персия, Греция, Рим, народы Европы выросли из семян, которые вы посеяли! Почему вы не научили их своей мудрости?

Арилл посмотрела на него, и в её взгляде читалась почти ненависть.

— Ты бы дал оружие разъярённым волкам? Твои люди там, Педро Янез, какая им польза от нашей мудрости, если мы её дадим?

Она покачала головой.

— Нет, ни в одном из них не было надежды на настоящую цивилизацию. Вот почему мы покинули их, чтобы начать всё сначала здесь, в западном мире. Эти майя были нашей последней колонией, нашей последней надеждой, и на протяжении многих поколений мы, жители Венеры, приезжали в этот город, который мы построили как последний форпост наших миссионерских усилий.

Она посмотрела вниз, на темнокожих майя, которые ходили по улицам вместе с немногочисленными золотокожими венерианами.

— Они по натуре мирный народ, и мы сохранили их такими. Мы даже не научили их работать с металлом, чтобы они не использовали его для военных завоеваний, как это делали другие. Мы сохраняли с ними мир, и теперь они будут уничтожены. — её рука опустилась в неожиданном жесте ярости. — На вашей планете лежит проклятие! Каждый раз, когда люди пытаются достичь настоящей цивилизации, варвары-завоеватели приходят, чтобы разрушить её!

Мартин мысленно вернулся в своё время и понял мрачную правду того, что она сказала.

— Да. Это правда. Но когда приходят варвары-завоеватели, ты должен сражаться.

Голова Арилл дёрнулась в жёстком отрицании.

— Мы не будем сражаться. Поступить так значило бы предать цивилизацию нашего собственного мира.

Молодой человек в красной тунике подошёл и заговорил с Арилл. Она ответила ему, и мягкость её голоса снова вызвала у Мартина необъяснимое чувство гнева.

Она повернулась к нему.

— Роул принёс весть о том, что собирается совет.

Они вошли в огромную белую комнату внутри пирамиды. Там собрались два десятка венерианских мужчин и женщин, которые о чём-то возбуждённо спорили.

Мартин, сидевший неподалёку от Мехербала напротив совета, смотрел на Арилл и кричащих людей. Он внезапно осознал, каким он сам, должно быть, кажется этим людям со своей нечёсаной бородой и потрёпанной кольчугой, грязным, в пятнах и выглядящим совершенно по-варварски.

Голоса звучали всё громче и резче, пока Мехербал не сделал знак всем замолчать, а затем повернулся и обратился к Мартину на киче.

— А теперь расскажи нам об этих испанцах.

Мартин рассказал. Они задавали вопросы, и он отвечал на них.

— Вы слышите, — сказал Мехербал в тишине, наступившей после выступления Мартина. — Море больше не является преградой. Старые войны и насилие, которые мы оставили позади на других землях, настигли нас и здесь. И мы должны сделать выбор.

Он снова перешёл на свой родной язык, говоря печально, сурово, но с горькой страстью. Мартин сидел, ничего не понимая, подавленный растущей усталостью, пока к нему не подошла Арилл и не указала на низкий дверной проём в дальней стене.

— Ты можешь подождать там, — сказала она. — Поспи, если хочешь.