В результате плебисцит состоялся, и его результаты, официально оглашенные 2 августа 1802 года, оказались следующими: за пожизненное консульство Наполеона «проголосовало» более трех с половиной миллионов человек (99,8 % голосовавших), «против» лишь 8272 человека.

Результаты эти оставляют двойственное впечатление. С одной стороны, показанные 99,8 % неудивительны: ведь голосование проводилось открыто, и тот, кто хотел проголосовать «против», должен был выражать свое мнение письменно и на глазах у многих свидетелей. Для этого и сама по себе необходима известная смелость, не говоря уж об имевших место в 1802 году условиях проведения «свободного волеизъявления граждан». В своих «Воспоминаниях…» Станислав де Жирарден, например, рассказывает об одном генерале, который созвал своих солдат и заявил им: «Товарищи, сегодня стоит вопрос о провозглашении генерала Бонапарта пожизненным консулом. Все свободны в своих мнениях, но я должен предупредить, что первый из вас, кто не проголосует за пожизненное консульство, будет мною расстрелян прямо перед строем».

С другой стороны, 8272 голоса «против» кажутся чем-то сверхъестественным. Ведь все эти тысячи людей очень сильно рисковали, причем рисковали жизнью в самом прямом смысле этого слова. Кто же были эти отчаянные храбрецы? Прежде всего, «против» голосовали идейные республиканцы, которых было много среди высшего офицерского состава армии. В частности, отважный генерал Латур-Мобур открыто обратился к Наполеону с заявлением, что сможет голосовать «за» только при условии, если будет восстановлена свобода печати.

Лора д'Абрантес, жена генерала Жюно, в своих «Мемуарах…» приводит рассказ о том, что, будучи простодушным и честным человеком, ее муж, бывший в то время военным комендантом Парижа, прямо сказал Наполеону о ходящих, особенно по провинциям, сомнениях относительно законности и правильности проведения всенародного голосования.

Честолюбивый Бонапарт вспылил:

— Что такое? Меня признала вся Франция, а я нахожу цензоров среди своих самых дорогих друзей!

— Ну вот, моя бедная Лора, — печально констатировал потом Жюно — я сказал, что думал, но мне начинает казаться, что у нас уже нельзя говорить правду, чтобы не прогневить кого-либо.

И так думал один из самых преданных Наполеону людей! Что же говорить об остальных, например: о генералах Моро, Пишегрю, Лекурбе, Карно и многих других, так и не признавших власти Наполеона Бонапарта?

Голосовали «против» и простые солдаты. Так, например, в «Мемуарах…» Мио де Мелито приводится такой факт: в одной артиллерийской роте, например, из пятидесяти человек «против» проголосовало 38 человек, или более трех четвертей.

Высказался против пожизненного консульства и такой знаменитый политический деятель эпохи революции, как маркиз Мари Жозеф Поль де Лафайет. В целом можно сделать вывод, что плебисцит о пожизненном консульстве окончательно положил конец связи Наполеона с либералами закалки 1789 года.

Стефан Цвейг по этому поводу пишет:

«Наконец Бонапарт сбрасывает личину скромности и ясно выражает свою волю: пожизненное консульство! И под тонким покровом этого понятия уже просвечивает видимая каждому зрячему грядущая императорская корона. И так велика в эту эпоху сила Бонапарта, что народ миллионным большинством голосов претворяет его желание в закон и избирает его пожизненным властелином. С республикой покончено — нарождается монархия».

* * *

Консул, первый консул, пожизненный консул — такова удивительная эволюция Наполеона за последние три года. Теперь во Франции, как писал Стендаль, «правление десятка трусливых казнокрадов и предателей сменилось военным деспотизмом». Простой генерал начал управлять государством. Очень скоро он станет императором.

1802 год принес Франции долгожданный мир. После многих лет бесконечной войны французы, наконец, зажили в мире со всеми своими соседями. В середине сентября Наполеон гостил у своего старшего брата Жозефа в его поместье Морфонтен. Там же находились второй и третий консулы — Камбасерес и Лебрён. Они представили Наполеону меморандум, в котором говорилось о том, что в связи с установлением мира «министерство полиции превратилось в ненужный и опасный орган»: ненужный, поскольку роялисты разоружились и не желают ничего большего, как только признать существующее правительство; опасный, так как оно покровительствует «анархистам», то есть якобинцам. Наполеон с радостью ухватился за представившуюся возможность избавиться от своего слишком знающего и влиятельного министра. Правда, для этого ему пришлось ликвидировать целое ведомство. Но ничего не поделаешь: лес рубят — щепки летят!

14 сентября 1802 года Наполеон, поблагодарив Фуше за службу, сообщил ему о том, что полиция передается в ведение министерства юстиции и его начальника Клода Амбруаза Ренье. Это была отставка. Последним актом спектакля, в сути которого не обманывался никто, явилось послание первого консула Сенату, где он расхваливал «таланты и активность» Фуше, а также подчеркивал, что, «если различные обстоятельства опять приведут к восстановлению должности министра полиции, то правительство не найдет на этот пост человека более достойного, чем Фуше».

Взамен Фуше получил должность сенатора и материальную компенсацию в размере полутора миллионов франков. «Отставник» стал часто бывать в Сенате, поддерживая старые связи и заводя новые. По-видимому, он был доволен своим положением. В своих «Мемуарах…» он потом написал:

«Я вернулся в частную жизнь и счастливо проводил время в своем поместье Пон-Карре, изредка наезжая в Париж».

Но был ли он счастлив на самом деле? Совершенно очевидно, что деятельный и честолюбивый по натуре Фуше не был создан для такой жизни. Бездействие тяготило его, но, будучи человеком, непоколебимо верящим в свою незаменимость, он ждал и надеялся, что восстановление министерства полиции и, следовательно, его самого в качестве министра полиции — дело недалекого будущего. А пока он, как примерный подданный, исполнял свои нехитрые обязанности в Сенате — высшем и безвластном органе государственного управления. Его время снова наступит уже очень скоро.

Пока Наполеон во Франции медленно, но верно двигался к императорскому венцу, Лондон был буквально наводнен французскими эмигрантами. Наиболее агрессивно настроенные из них группировались там вокруг трех личностей: графа д'Артуа, герцога Беррийского и принца Конде.

Шарль-Филипп де Бурбон, граф д'Артуа, был младшим братом казненного в 1793 году Людовика XVI. После революции он вместе с другими французскими дворянами и уцелевшими вождями вандейского восстания нашел приют в Англии. Впоследствии (в 1824 году) он станет французским королем под именем Карла X.