– Я буду назначать милнаципран[40]. Он у нас есть?

– Нет, это новый препарат, с ним еще не работали в нашем… – начала было объяснять сестра.

– Так получите его в аптеке. Сегодня.

Светлане Геннадьевне действительно нужен был этот препарат именно сегодня. В терапии одной из пациенток она перебрала все, что было можно. Длительность лечения непростительно затягивалась, требовалось что-то решить. А милнаципран вроде мощнее, переносится лучше – вдруг сработает…

Изменившись в лице, старшая сестра молча вышла из кабинета.

То же происходило и с младшим персоналом. Неумение Светланы Геннадьевны идти на уступки доводило окружающих до белого каления. Разумеется, в лицо ей никто не высказывал недовольства, но воздух был наэлектризован, и это чувствовалось.

На самом деле Светлане Геннадьевне не нужны были дружеские отношения на работе, результат – вот что заставляло ее сердце биться чаще. Но так было не всегда. Эмоциональная отстраненность служила всего лишь маской, которую пришлось выработать после одного случая.

…Тогда Светлана Геннадьевна только-только пришла в медицину. Опыт был скромным, поэтому любая внештатная ситуация могла вывести молодого врача из равновесия. Любой медик вам подтвердит: самое главное – иметь холодную голову. Как только подключаются эмоции, ты теряешь способность мыслить рационально. Это грозит пациенту некачественным лечением, а тебе – уголовным сроком. Опрометчивость в медицине недопустима.

Ту пациентку Светлана Геннадьевна запомнила на всю жизнь. Знакомство началось с эпилептического статуса[41]. Рано утром, после рапорта, Светлана Геннадьевна, как обычно, шла на обход. Но обычного в этом обходе оказалось мало. Войдя в отделение, она услышала пронзительный крик, рванула к его источнику – женщине, бившейся в судорогах на полу отделения. Врач упала на колени, пытаясь подхватить голову пациентки, чтобы та не размозжила ее о бетон. Тут же подбежали санитарки, помогая удерживать больную так, чтобы минимизировать травмы. Спустя какое-то время, которое показалось Светлане вечностью, приступ закончился, тело пациентки обмякло, и ее удалось переложить на кровать. Еще спустя минут десять, не приходя в сознание, женщина вновь забилась в судорогах.

Заведующий отделением назначил терапию. Диазепам, вальпроаты[42], чем еще можем помочь? Может, магнезия в нагрузку, хотя при лечении диазепамом ее эффект уже становится сомнительным. Нам бы реаниматолога…

Несколько часов Светлана Геннадьевна не отходила от пациентки. Приступы следовали один за другим, но наконец наступил момент просветления, и женщина пришла в себя.

– Светлана Геннадьевна, мне так больно… Я больше не могу… – прошептала она и уткнулась лицом в колени врачу. Больная закрыла глаза и прижалась, словно к родной матери. Этот жест заставил и без того обливающееся кровью сердце Светланы Геннадьевны сжаться.

– Ничего, мы обязательно что-нибудь придумаем… – Она не успела договорить, как пациентка вновь ушла в приступ. – Да сколько можно!

Злость и бессилие подступили комом к горлу, на глазах появились слезы. Светлана Геннадьевна прижала женщину к себе, стараясь не допустить травм.

Подошел заведующий и формально спросил:

– Что, опять?

– Опять… – Светлана, зажмурившись, вдруг заплакала. Прямо на глазах у пациентов, своего начальства, всего коллектива. Заплакала, не в силах больше терпеть.

– Света… – Заведующий опешил, впервые увидев ее такой… живой. Конечно, он знал, что она более мягкая, чем хочет казаться, но до того момента не видел ее в минуту слабости. – Пойдем. Пойдем со мной.

Заведующий отвел Светлану Геннадьевну в сестринскую. Раскладывавшая таблетки медсестра, увидев зареванное лицо врача, смутилась и поспешно покинула кабинет, будто показывая: поплачь немного, здесь тебя никто не увидит.

Заведующий, стараясь не смотреть в заплаканные глаза коллеги, по-отечески поинтересовался:

– Почему ты плачешь?

– Мне… Больно, что… Что я ничем не могу помочь… – Всхлипы заглушали слова. Она никак не могла смириться со своей беспомощностью. Не могла принять мысль, что не всегда в силах врача избавить человека от страданий здесь и сейчас, что иногда нужно просто молча делать свою работу и ждать.

– Давай взглянем на ситуацию здраво. Эту пациентку я знаю очень давно. Она всегда поступает с такими затяжными приступами и тяжело поддается лечению. Мы помогаем: пусть не сразу, но терапия делает свое дело.

– Она так мучается!

– Мучается. И потому наша с тобой задача – подобрать лечение как можно скорее. Слезами здесь не поможешь. Соберись.

Собраться было сложно. Хуже того – все вокруг видели ее слезы. Светлана Геннадьевна вышла из отделения и направилась в свой кабинет. За его закрытой дверью она могла дать волю эмоциям и заплакала еще горче. От обиды и собственного бессилия. Поступая в медицинский, она хотела стать супергероем, спасать людей. А получилось… что не получилось. В голову, как назло, лезли образы блестящих врачей, которые, казалось, способны совладать с чем угодно, и от того становилось еще обиднее.

На утреннем рапорте медсестра доложила о количестве приступов у пациентки, их длительности и об эффективности подобранной заведующим терапии. Эффективность была недостаточной, но впечатляющей, учитывая тяжесть ситуации: затяжных приступов за вечер и ночь у женщины больше не произошло.

Светлана Геннадьевна, сравнив свое поведение с поведением заведующего, пришла к выводу, что сопли на работе – недопустимая роскошь. Именно роскошь, ведь, если у тебя нет опыта, твоя голова должна быть еще более трезвой, а решения – еще более взвешенными. Это главная суперспособность любого врача. От пустых слез и переживаний пациенту лучше не станет.

Глава 3

– Да черт возьми! – Светлана Геннадьевна сигналила машине впереди, но та никак не хотела двигаться. Придется стоять еще один красный, и эта мысль – мысль об упущенном времени – назойливо крутилась в ее голове.

Собираясь на работу тем утром, она явно нервничала и очень боялась опоздать. Дело было в одной тяжелой пациентке, попасть к которой нужно было как можно раньше. Пожилая женщина находилась в отделении уже несколько месяцев, но в последние дни ее состояние ухудшилось: она стала вялой, отказывалась от еды, практически все время спала, и было совершенно неясно почему. Невролог, терапевт, хирург регулярно осматривали пациентку, но пока ничего настораживающего, кроме клиники, не выявляли. А вот это уже неприятно. Одно дело, когда точно знаешь, что случилось, и совсем другое – неизвестность. Неизвестность пугает гораздо больше, чем любой понятный, пусть и прогностически неприятный диагноз.

Поступила женщина впервые. Ранее к психиатрам не обращалась, жила с дочерью и ее мужем, они же и обеспечивали уход. Но возраст брал свое, и с каждым годом ухаживать становилось все труднее, а симптомы, которые раньше списывались на старость, усугублялись. Обычная забывчивость сменилась периодами настоящей амнезии, и без того тяжелый характер стал просто невыносимым, добавились вспышки раздражительности. Иногда даже возникали эпизоды