как только уходит сестра, Ульяна к мужу ластится.

— Любит Петька вдовицу. Да не дадут им вместе быть.

— Это о ком же разговор?

— Знамо о ком, о матери да отце моих. Просить тебя стану.

— И чего ж хочешь?

— Помоги моему Петьке.

Слушает Зосим, не перебивает. До конца не понимает, чем помочь парню может. Но ради жены на многое готов.

— Есть у тебя домик небольшой.

И понял Зосим, к чему жена клонит.

— Разорить меня хочешь⁈

— Так и сама по миру пойду, ежели с мужем чего случится, — отвечает тут же. — Ты погоди, выслушай. Пусти пожить, а как пообвыкнутся, разживутся хозяйством, тогда отблагодарят.

— И когда ж будет это?

— Не знаю, только на то и родные, чтоб друг дружке помогать.

Сжал зубы Зосим, ничего не ответил. Думает, как поступить по уму да по совести. И доход терять не хочется, пускал на постой туда приезжих иногда, хоть копейка, только рубль бережёт. Не разжился бы богатством, коли всех сирых и убогих привечал. Только так Ульяна смотрит, что сердце сжимается. Не каменный.

— И куды ж он работать пойдёт?

— Да хоть к себе возьми! — предлагает Ульяна.

— Кем? — начинает злиться Рябой. — Дом дай, работу дай, — пальцы загибает. — Управленец не нужон, сам за него. А работников и без него полон двор голодных ртов.

— Что хошь проси, родненький. Помоги братцу. У нас детишки дружить станут, как разродимся. У неё ж срок, как у меня!

Пересела на колени ему, ластится. И «нет» сказать Зосим не может, и «да» в горле застряло.

— Подумаю, — лишь отвечает, только знает. Верёвки из него совьёт, а своего добьётся.

Глава 11

На следующий день взяла Ульяна корзину, положила в неё гостинцев для родителей да пошла навестить, чтоб всё разузнать точнее.

— Здоровья, тебе, матушка, — пожелала, снимая платок с головы, протянула корзинку и новые валенки с ног стягивает. Поджала Фёкла губы, смотря на обутки. Ишь, разрядилась, как барыня, а сама носом вертела от такого мужа. Хоть бы матери 'сказала, что надоумила ребетёнка подсунуть. да принесла одёжи зимней.

— Вот, курочку вам принесла, — кивнула на гостинцы Ульяна. — Масло да сливки, а Ваньке с Лушкой петухов сладких да кренделей.

— Спасибо, — буркнула Фёкла, утягивая всё в бабий кут, пока Ульяна шубейку снимала.

— Собралась куда? — интересуется дочка, потому что много на матери одежды.

— Да нет, пришла только, — врёт Фёкла. — На дворе была.

— Как житьё? — усаживается Ульяна за стол.

— Да как, — кряхтит Фёкла, занавески поправляя. — Живём, — пожала плечами. — Может, хлеба до нови не хватит, — сказала, а сама будто делами занимается.

— Как не хватит? — ахнула Ульяна. — Зосим говорил, что 40 мешков давал!

— А ты своему Рябому веришь али матери родной? — скривилась Фёкла. — До’жили, — сделала вид, что обидой наполнилась. — Как ушла, так сразу муж ей родимый стал, а мать лгунья, так значится?

— Я того не говорила, — покачала головой Ульяна.

— Так подумала, — постучала себе по голове Фёкла.

Ничего не ответила на то Ульяна, смотрит на свои ладони, что на коленях покоятся, и думает, как о Петьке разговор завесть.

— А Лушка с Ванькой где?

— С горы катаются, — поправила Фёкла платок, из-под которого волосы выбивались. Замужние завсегда в платках ходить должны, голову покрывать, чтоб только мужу красота доставалась.

— Петя? — перешла к старшему брату.

— А чего интересуешься? — прищурилась мать.

— Так брат мне, — удивилась Ульяна. — Неужто о брате спросить нельзя?

— Чего ж, можно, — нехотя отвечает женщина. — С отцом в город поехали купить кой-чего.

— Ясно, — кивнула Ульяна, а у самой сердце в груди заходится. Вспомнила она слова Лушки, что мать с отцом вдовицу со свету сжить хотят. Никак нарочно Петьку отослали, да ещё в мороз такой?

— Ой, — словно вспоминает что-то. — Я же тесто поставила, — улыбается, будто и впрямь забыла. — Пойду, — направляется к двери.

— Ты про муку-то у Рябого спроси, — наущает мать, а Ульяна глаза свои от неё прячет.

— Ежели удобно будет, всё ж обещает. Обувается, накидывает шубку да платок и на двор выходит.

Морозно нынче. В такую стужу хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а Ульяна семенит, боясь не успеть, скользят ноги, неровен час упадёт. Оглядывается, вдруг мать за ней проследить решилась. Не видно никого, пустая деревня стоит. И как в такой морозище Петька с отцом куды поехали⁈

Только узнает Зосим, что она сама выходила, достанется. Носится с ней, как с маленькой, будто и эту жену с ребёнком потерять боится. Добежала всё ж, застучала в окошко. Ахнула Анна, увидав, кто пришёл.

— Ты чего в стужу такую? — расширила глаза, в избе встречая. А там помимо хозяйки, что вдовицу пригрела, и самой Анны с дочкой, ещё телёнок с матерью да козочка. Греются в избе, да сами шибко одетые. Нет почти дров, некому принесть, и денег на дрова нет.

— А ну собирайся, — командует Ульяна, избу оглядев. — Со мной пойдёшь!

— Да куда нам? — быстро качает головой Анна. — Как Петя решит, так и будет.

— Сестра я тебе, — берёт Ульяна за руки Аннушку. — Помочь хочу. Домик у Зосима есть, не живёт там никто. Аккурат рядом с нашим. Дров на первое время дадим, а там сами уже придумаете, как да что. Ежели я не по любви вышла, так пусть брату моему твоя ласка достанется. А ты станешь за нас обеих любить.

Заплакала вдовица, бросилась в объятия.

— Век не забуду.

Руки её целует, как вскричала Ульяна.

— Да ты что⁈ — ладони одёрнула. — А теперь собирайся, с дочкой за мной пошли.

Забрала Ульянка вдовку, как стучит опять кто. Подошла Ефросинья к окошку, плохо видать, кто там. Вышла на крыльцо.

— Кого принесло в такой мороз? — кричит.

— Я это, я, — отвечает Фёкла, входя в калитку. — Мне бы с жиличкой твоей разговор завесть.

— Нету больше жилички!

— Как? — ахнула Фёкла. Неужто само разрешилось? Али Касьян побывал раньше неё?

— Померла? — будто утверждает Фёкла, руку к груди притягивая, а потом креститься стала. — Упокой, Господь, её душу.

— Сплюнь, дyра старая, — махнула на неё Ефросинья. — Жива она, жива. Переехали с дочкой!

— Куды⁈ — пучит глаза Фёкла. И грезится ей, что муж за вдовицей пришёл да с собой увёз. Подальше чтоб, с глаз долой. А там пущай, хоть убивает. Не верила Фёкла, что нет того мужа, уверена была: сбёгла Анька, наврала всем, что тятьки у Агафьи нет, что жальче было. — А вот того не знаю, — пожимает плечами хозяйка.

— А кто ж забрал? — радуется Фёкла, что теперича про мужа ей скажут.

— Так девка твоя и забрала.

— Лушка? —