– Но ведь этим самым ты выступаешь против христианства, потрясаешь его основы! – пыталась возразить герцогиня. – Это ли не грех? Ведь христианство – основа мироздания, как можешь ты хулить его?

– Я и не собираюсь, пока только готовлюсь. И монах мне в этом поможет. Что касается основы мироздания, матушка, то, на мой взгляд, это сама природа. Это ей человек обязан своим существованием, а не мифическому богу древних евреев.

Гуннора в страхе глядела на сына.

– Кто тебе это сказал?

– Лукреций Карр! В библиотеке у Лотаря, в Лане, нашел я эту книгу, правда, не успел еще прочесть до конца. Этот философ опирается на учение Эпикура, а тот отрицал божественное вмешательство в жизнь человека. Мало того, он вообще не верил в существование богов, говоря, что человек просто придумал их, не зная, как объяснить молнию, град или засуху, одним словом то, что происходит. И тогда я задумался, а не выдуман ли и этот бог, христианский? Старые-то боги уж надоели, вот и придумали папство, религию, церковь и так далее. Огромный институт управления народами! Крути, как хочешь, ссылаясь на волю бога, его промысел. Недурная работенка, верно?

– И этому всему тебя научил монах? – в ужасе спросила герцогиня.

– Ну что вы, матушка, у нас и времени-то не было. Но теперь его будет много. Ах, Рено, ведь как говорит – заслушаться можно! Мне с ним интересно, клянусь кольчугой Роллона! Он смел, раз критикует Церковь, а я таких люблю. Я слышал, многие недовольны папством, но пока открыто никто не возмущается, и лишь он набрался храбрости и плюнул гидре в лицо, которое я назвал бы мерзкой харей.

Герцогиня тяжело вздохнула.

– Боже мой!.. Можер, мальчик мой, ты становишься еретиком, а это опасный путь. Тебя станет преследовать Церковь, могут даже подвергнуть отлучению!..

– Я никого не боюсь, а на это мне просто наплевать! Очередная их хитроумная штучка. Не пойму, как можно ослепить столько людей! Но я еще доберусь до правды.

– Ах, Можер, – качала головой герцогиня, с укоризной глядя на сына, – что ты наделал? Кого ты привел?

– Умного человека, матушка, среди сборища олухов. О, я еще многому у него научусь и никому не дам его в обиду.

– Боюсь, своими высказываниями ты навлечешь на себя гнев Церкви и сильных мира сего. Тебя станут бояться, от тебя начнут шарахаться, как от зачумленного, быть может, даже проклянут!.. Брось ты все это, будь как все, не выделяйся, иначе не миновать беды.

– Не волнуйтесь, матушка, – улыбнулся Можер, целуя руку матери, – монах умеет надевать маску лицемерия, этому он обучился в монастыре. Я буду действовать так же, а там посмотрим… Однако, черт возьми, не пора ли обедать? Клянусь тиарой папы Римского, я голоден, как Исав.

Каждый день в королевском дворце изнывающие от безделья придворные устраивали развлечения – игры, танцы, борьбу, состязания на копьях, мечах, конные прогулки. Предпочтение отдавалось играм. Мужчины любили посидеть за шахматами, женщины играли в «исповедника» и в «святого Куаня». Этим вечером, обрадованные появлением двух новых лиц, дамы тотчас увлекли Можера и монаха в свой кружок. Рено попытался выразить несогласие, указывая на свой священный сан, но его никто не стал слушать.

– Снимайте рясу, ваше преподобие, да облачайтесь в мирское и выходите к нам играть.

– Играть?.. – растерялся Рено. – Но я священнослужитель, мой долг противостоять миру, служить его живым отрицанием. Монашество являет собою на земле прообраз божественного общежития, и я…

Но фрейлины не дали ему договорить.

– Господин монах, вы где изволите находиться: в королевском дворце или монастыре Святого Фомы? – наперебой затрещали они, протягивая руки к его рясе. – Ах, все-таки во дворце? Тогда знайте, вам придется общаться с женщинами.

– Но мне надлежит жить по уставу, я давал обет, я должен нести слово Божье…

– К черту ваш обет! Считайте, что вы его не давали и никому ничего не должны. В надлежащее время мы обратимся к вам за помощью и советом как к духовному лицу, а сейчас вы наш пленник. И не вздумайте возражать, сеньор монах, пока нам не пришла охота сорвать с вас монашеские одеяния, коли вы не хотите сделать этого сами. А заодно мы посмотрим, удалось ли вам за время ваших бдений умертвить свою плоть или от нее еще что-то осталось.

И дамы дружно рассмеялись. Рено смутился и бросил полный отчаяния взгляд на Можера. Тот в ответ лишь захохотал. Монах снова поглядел на дам, увидел их веселые, открытые, смеющиеся лица… и не выдержал: сначала улыбнулся, потом рассмеялся, наконец вместе со всеми закатился хохотом.

Дамы, дружно зарукоплескав, тут же закричали:

– Победа! Рубикон пройден! Монах смеется с нами! Теперь он наш! Как вас зовут, святой отец? Рено? Отлично! Но почему «отец»? Отныне ты наш брат, Рено, и мы принимаем тебя в свою компанию! Согласен?

Монах поглядел на своего спасителя. Тот в ответ пожал плечами: что, мол, поделаешь, брат, тут и в самом деле не монастырь.

И Рено, по примеру Можера приподняв плечи, развел руками.

– Превосходно! – воскликнула Магелона и тотчас предложила: – Каламбур! Каламбур! Экспромт! Кто первый, тот и святой Куань!

Шустрая и острая на словцо Беатриса де Бомон опередила всех:

Стих оказался настолько удачным, что Беатриса единогласно была выбрана «святым Куанем», который пробовал рассмешить того, кто подносит ему какой-либо дар. Если ему это удавалось, то коленопреклоненный даритель должен был выполнить любое задание святого, скажем, пройти, не отклоняясь, строго по линии или, отвернувшись, узнать подавшего голос за его спиной. В случае ошибки Куаню вновь подносился дар. Если задание было выполнено, испытуемый сам становился «святым Куанем».

Была и другая игра – в «исповедника». Одна из дам в этой роли выслушивала имена любовников двенадцати других дам, которые подходили к ней на исповедь. Чье имя повторялось больше других, должен был стать любовником «исповедника» на эту ночь. Если все имена были разными, дама, как правило, выбирала седьмого по счету, но иногда могла выбрать пятого или третьего, по своему усмотрению. Важно, чтобы число было нечетным. После этого своего любовника она вверяла на эту ночь той, чей номер взяла. Если же верх брало несколько раз повторяющееся имя, то дама, играющая роль исповедника, отдавала своего любовника всем тем, которых она лишила радостей любви на эту ночь.

Довольно часто в роли «исповедника» выступал один из придворных. В этом случае он имел право обладать той из грешниц, которая первая повторила чье-то имя. Но лишь на одну ночь.

Такими были лишь немногие из игр, которыми развлекались франки при парижском дворе. Однако не только молоденькие фрейлины и юные графы и виконты забавлялись подобным образом. Принимали в этом участие порою и замужние женщины наряду с женатыми мужчинами. Первые возвращались домой поздно ночью, сетуя на задержавших их подруг, вторые приходили лишь под утро, ругая на чем свет стоит короля, с которым всю ночь пришлось пить вино и играть в кости.