поход. Эмиры и военные, видя такую решительность со стороны государя, /37а/ все сразу бросились к ногам великодушного государя, и их плач и мольбы огласили воздух. Они открыли свои уста для похвал и приветствий, особенно Мухаммед Рахим аталык, которого государь хорошо знал как особенно верного [сановника] и [своего] доброхота.

Стихи:

Он говорил: “Хвала государю,

Ибо без тебя, [государь], да не будет [никому царского] венца и перстня!

Да подаст тебе бог свою помощь во всяком деле!

Да дарует он [тебе] спасение от дурных глаз!

Ради тебя мы не пожалеем жизни,

Если прольется на нас дождь мечей и боевых палиц.

После этих похвал государю было доложено [названным аталыком] “следующее: “таким же образом, как и раньше, высокопочтенная особа вашего величества признает поход на Балх наиважнейшим из дел и поставленных [перед собою] целей, однако положение созвездий требует того, чтобы государь времени, отложив поход на Балх этою весною, /37б/ отсрочил бы свое выступление, и по осени, которая является наилучшим из времен года, воссел бы на коня. Это будет более соответствовать счастливой звезде государя. Кроме того, племена правой и левой стороны, испуганные бдительностью и атаками войск, несущими судный день, разбежались, и их дерзость уничтожена страхом за свою жизнь и опасением гибели; возможно, что потихоньку-полегоньку они начнут приходить к высокому порогу, который является средоточием упований [всех] нуждающихся, и склонять перед ним свои головы. Если же после того, как им растолкована дерзость, они не придут, то в таком случае представляется необходимым прежде всего с корнем сокрушить внутреннего врага, а после того уже повести войска в другую сторону”. Государь — покровитель мира, уразумел честность суждений [упомянутого] эмира и [его] стремление к благу своего служебного положения, ибо дальновидная мысль [сего эмира] была близка к правильному образу действий. Шаим бий, наморщив лоб, ничего другого, сколько ни пытал его государь, не высказывал, как только заботу о положении войска. Посему, по необходимости согласившись [с эмирами], [государь] волей-неволей /38а/ выступил обратно в столичный город, т. е. к Бухаре. И, проводя там лето, предался удовольствиям и веселию.

ПРЕДПОЧТЕНИЕ ГОСУДАРЕМ, ЛЮБИМЦЕМ МИРА, ПОХОДА НА БАЛХ [ВСЕМУ] И ВЫСТУПЛЕНИЕ ЕГО С ВОЙСКАМИ НА САМАРКАНД

Так как у мироукрасительного государя главным стремлением мыслей был поход на Балх, то он выжидал [для сего подходящего] времени; [пока же] по милости эмиров он избрал выступление в раеподобный Самарканд. Дело в том, что поскольку благожелательные эмиры не имели намерения идти на Балх, то они доложили следующее: “государи Турана, особенно благородные предки вашего величества, отличавшиеся страстью к завоеваниям и захвату Других государств, первым делом считали отправиться в Самарканд, являющийся одним из городов, построенных Александром, воссесть там на серый камень и успокоить [все] окрестные племена и улусы. Бесчисленное войско, которое собрано в тех /38б/ пределах, бросится к августейшему стремени, и вы, [государь] после того можете идти [с ним] походом куда хотите. В настоящее же время, которым вы располагаете в силу божественной помощи и высоковознесенной мироуправляющей опоры, вам необходимо, по обычаю великих и благородных предков ваших, этой осенью, которая является прекраснейшим временем, предпринять царственное путешествие и, занявшись прогулками и обозрением Самарканда и его горных районов в виде охоты, удостоить лицезрением своей мироукрасительной царственной персоны тамошние узбекские племена и улусы. [А затем], бог даст, по весне, которая является прекрасным и цветущим временем года, с помощью всемогущего мы, рабы, будем готовы с полным удовольствием выступить походом на Балх, каковое предприятие является супругой благих мыслей; вашего величества”.

Ма'сум диванбеги, вставши, продекламировал следующее:

Стихи:

“Ты воссел на бирюзовоцветный престол,

Приготовившись перед своим чертогом решать дела благородных и простых людей.

Все владения Турана подчинены твоим повелениям,

[И] не только Турана, но и Ирана земли — твои”.

/39а/ Государь, пышностью подобный Феридуну и манерами Кей-Хосрову[102], поняв, что Самарканд в данное время принадлежит узбекским племенам и улусам и выступление туда является благим государственным, делом, решил взять поводья направления в сторону столичного города Самарканда. Севши на рахшеподобного, утомляющего само небо, коня, он в месяце джемадиассани, соответствующем году Обезьяны, охотясь и обозревая горы и равнины, прошел [дорогою] на крепость Дабусия[103], которая расположена на реке Кухак.

Правители крепостей и городов, которые были в этом районе, выходя навстречу хану, терлись головами об [августейшие] ноги и выполняли [требовавшиеся] от них условия служения и безграничного гостеприимства [государю]. После совершения пути и переходов, отважный государь в счастливый час, совершивши вступление в раеподобный город Самарканд, горделивый и торжественно шествующий, сел на /39б/ серый камень. [Раздавшиеся] поздравительные голоса достигли до слуха небесных херувимов. Эмиры и духовенство Бухары и Самарканда принесли счастливому монарху свои поздравления с восшествием его на престол и в нескольких местах преклонили [перед ним] колени. Тамошние великие и благородные люди поднесли приличествующие государю подарки, а ремесленники и простой народ того района сочли своею [священною] обязанностью, как пятикратную молитву, вознести [за государя] моления и хвалы. Узбекское же племя окрестностей до пределов Замина, Ура-Тюбе, Шаша, Ферганы, Ходжента, Андижана. Ташкента, Ак-Куталя, Сайрама и Туркестана, узнавши о прибытии [в Самарканд] его величества, счастливого государя, явились к подножию престола [сего] убежища халифата с подарками и подношениями. И, выразив от души и сердца свою покорность и повиновение, открыли уста для молитв за увеличивающееся с каждым днем могущество государя [Убайдуллы хана]. Мятежники же, которые вступили на путь бунта и /40а/ затрудняли движение народа по дорогам, [теперь] обратились в бегство и укрылись в пещерах и оврагах. Говорят, что большинство из них было схвачено и погибло от меча расправы. Счастливый государь своим пышным, вызванным необходимостью, прибытием на раеподобную территорию Самарканда, сделал последний предметом зависти самого неба. Мир и его обитателей он оживил и омолодил радостною вестью [об этом событии]. Страдальцы же, терпевшие в это время от хозяйничанья разбойничьих злонамеренных узбекских шаек, особенно от безмерных насилий юзов, которые бунтовали в тех местах, теперь, с прибытием государя, убежища мира, зажили спокойною жизнью. Хвала аллаху! Садик желаний всех простых и знатных тех пределов стал очищен от колючек и валежника наглых мятежников и в нем зацвели розы удовольствия и веселья. Население Самарканда, пребывая в вознесении /40б/ благодарности всепрославленной и всевышней истине, молило неизобразимого и несравнимого владыку [вселенной] о даровании вечного владычества государю. Счастливый монарх, в каждые несколько дней, совершая поклонение гробницам великих [святых],