Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, он поздоровался. Что-то вроде вашего «привет», «здорово». Его зовут Майкель, он мой дядя. Тоже страж, раньше был ликвидатором, теперь в технической команде.
Они с Эйдаром обнялись и тихо о чем-то заговорили. Это продолжалось довольно долго, я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. У стены стояла кушетка с подушкой, рядом — кресло. Как в кабинете психотерапевта. Я ожидала увидеть какие-то приборы, но ничего этого не было.
Наконец разговор закончился. Эйдар коснулся моего плеча и вышел, а Майкель показал рукой на кушетку. Даже если его и удивило мое сходство с покойной женой племянника, он не подал вида.
Кушетка оказалась жесткой и скользкой. Я поерзала, устраиваясь поудобнее, после чего Майкель подал мне мягкие тряпочные наушники и черную шелковую маску для глаз. Надев все это, я оказалась в полной темноте и тишине. Запахло чем-то напоминающим озон, меня начало плавно затягивать в дремоту.
Кто-то был рядом со мной: я слышала тихий, невнятный шепот. Казалось, если будут говорить чуть громче и медленнее, я все пойму. А потом словно подкрутили ручку настройки у приемника. Звуки стали более отчетливыми, они сливались в слова, такие знакомые, но забытые. Как будто говорили на языке, который я знала когда-то очень давно. Может быть, в детстве. А потом сквозь шепот прорезался голос Майкеля:
— Просыпайся, Лиза!
Эйдар не соврал, в местном языке действительно было только одно обращение — на «ты». Именно так, а не как в английском, где перевод «you» зависел от контекста. Здесь ко всем обращались одинаково нейтрально, в единственном числе, от ребенка до старика, от нищего до главы государственного органа, который примерно соответствовал нашему парламенту. Насчет парламента мне никто не рассказывал, это поселилось в моей голове вместе с языком и прочими нужными вещами.
Жаль, я так и не узнала, как именно все это произошло. Но, может, еще узнаю?
Наушников на мне уже не было, видимо, их снял Майкель. Стянув с глаз маску, я увидела его сидящим в кресле с книгой в руках.
— Ну вот и все, — сказал он. — Загрузка завершена. Ты все понимаешь?
— Да, — ответила я неуверенно, как будто пробуя слово на вкус.
— Сейчас тебе надо будет больше разговаривать. Пока не перестанешь подбирать нужные слова. Старайся думать на нашем языке. Не бойся, что забудешь свой. А теперь проверим, как усвоилась знаковая система. Читай вслух, — открыв книгу, Майкель протянул ее мне.
Первые несколько строк дались тяжело. Мозг сопротивлялся и никак не хотел координировать буквы, звуки и связанный с ними смысл. Сначала я собирала слова, как конструктор лего: узнавала угловатые значки, нанизывала на них соответствующие звуки, соединяла все это вместе. Потом у этих комбинаций, похожих на мохнатых сороконожек, стало появляться значение. Оно словно вспыхивало в темноте. А потом значения отдельных слов начали соединяться в смысл всей фразы. Примерно десятое по счету предложение я поняла уже в процессе чтения.
— Ты понимаешь, о чем читаешь? — остановил меня Майкель.
— Теперь уже да, — радостно улыбнулась я. — А сначала нет.
— Так и должно быть. Дальше будет легче.
Подойдя к двери, он открыл ее и позвал Эйдара.
— Закончили? — спросил тот, остановившись на пороге.
— Да. Все прошло прекрасно. У твоей помощницы отличные каналы — чистые, открытые. Вам будет легко работать вместе. Сегодня постарайтесь как можно больше разговаривать. Чтобы она и слушала, и говорила. Расскажи ей, как строится работа. А завтра уже приступите. И не забудь про ойнихио.
Последнее слово мне ничего не сказало. Видимо, в базовый пакет знаний это не входило. А вот Эйдар поморщился, бросив на меня короткий взгляд.
— Предпочел бы обойтись без этого.
— Ну как знаешь, — усмехнулся Майкель. — Вообще-то это самый простой способ установить ментальный контакт.
— Если бы только ментальный!
— У всего есть две стороны. Но девушка с повышенной чувствительностью, так что, думаю, вы и без этого обойдетесь.
О боже, это то, о чем я подумала? Да уж, пожалуй, лучше без ойнихио. И хватит уже говорить обо мне так, словно меня здесь нет!
Попрощавшись, мы вышли из комнаты. В коридоре Эйдар достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул мне.
— Что это? — спросила я.
— Брачное свидетельство. Ты подписала его, не зная, о чем там говорится. Наверняка были какие-то сомнения? Скажешь, нет?
— Были, конечно, — я развернула документ. — Например, что подписалась на работу в бордель.
— Кто о чем, а Лиза о сексе, — Эйдар звонко щелкнул языком.
Проигнорировав его выпад, я пробежала глазами свидетельство. Оно извещало, что Эйдар Монеско и Елизавета Николаева заключили брачный союз добровольно и осознанно, взяв на себя обязательство соблюдать все пункты семейного законодательства. Мои имя и фамилия в местном написании выглядели так же устрашающе, как транслитерация слова «борщ» на немецкий.
— А кстати, — сложив лист, я вернула его Эйдару. — К вопросу о сексе. Что такое ойнихио? Видимо, мне в голову залили словарный запас для младших школьников, потому что ассоциаций ноль.
Говорила я еще медленно и не очень уверенно, останавливаясь и подбирая слова. Примерно как Ниммер по-русски, когда я объясняла ему некоторые нюансы, связанные с квартирой.
— Все вложить невозможно, — он открыл передо мной дверь, и мы вышли в сад. — Доберешь сама. А ойнихио не имеет к сексу никакого отношения. Скорее, к наркотикам. Это жаргонное название вещества… э-э-э… расширяющего сознание. Без изменения. Но в качестве побочного действия может подстегивать либидо.
— Ну вот, а говоришь, что к сексу отношения не имеет.
Странное дело! Как только мы перешли на местный язык, общаться стало намного легче. Возможно, потому, что ушла официальность обращения на «вы». Конечно, я чувствовала напряжение Эйдара. Пожалуй, сейчас оно стало даже больше. Но теперь это было мне понятно. Сначала он увидел меня на месте жены дома, а потом мы пришли туда, где они вместе работали. С завтрашнего дня я займу ее место и здесь.
— Так ты расскажешь, что мне нужно будет делать?
— Время обеда, — Эйдар махнул рукой в сторону башни с часами. — Сейчас заедем в ресторан, там постараюсь хотя бы в общих чертах объяснить.
— Как хорошо, что это девятнадцатый век, а не какой-нибудь пятнадцатый, — заметила я, когда мы забрались в паромобиль. — Машины, рестораны, вода горячая из крана.
—