– Ты тоже! Это самое! Поперек горла! – взвигнул истерично Псих, рванув гимнастерку на груди.

– Блин, Шаман! – возмутился от всей души Жора. – Бы-ы-ли-ин! Я ж за тебя выступил, сука! Чисто по совести...

– Стоп, – потребовал тишины Шаман, опуская руки, расслабляя плечи, заговорив вдруг нарочито спокойным, равнодушным голосом. – Минуту внимания, господа. Если мы друг другу не нравимся, если нам втроем тяжело, давайте разойдемся. Мирно. Карту все назубок выучили, мы каждый вечер только и делали, что ее изучали, отныне идем, кто куда считает нужным. Сейчас позавтракаем, я возьму свою торбу, вы похватаете рюкзаки, и расходимся. О'кей?

Не дожидаясь ответа, Шаман вернулся к костру. Присел у огня. Сел так, чтобы не видеть сотоварищей. Подхватил с земли еловую ветку, бросил в костер.

Жора и Псих молча смотрели Шаману в затылок. Немая сцена длилась с минуту. Затем Жора вернулся к облюбованному пеньку, уселся спиной и к Шаману, и к Психу, продолжил прерванное бритье.

Псих проводил глазами Жору. Пробурчал что-то сварливое про пенек, на котором сидел Жора, про дерево, которым еще вчера вечером был этот пенек, про то, что зря вчера всё это самое дерево разом пожгли, не оставили сушняка на сегодня. И Жора, и Шаман пропустили ворчание Психа мимо ушей. Псих выматерился, что, в общем-то, не свойственно для блатных, и, вроде бы по собственной инициативе, вроде бы и не просил его об этом Шаман, поплелся собирать дровишки для костра.

Завтракали молча и сосредоточенно. Жевали в три челюсти разделенное Шаманом поровну, на троих, беличье мясо, не обращая особого внимания на его вкусовые качества. Если не знаешь, когда и чего доведется наворачивать в следующий раз, желудок становится удивительно сговорчивым и готов переварить хоть белку, хоть ежа, а хоть и сырые мышиные лапки.

Поели. Затоптали костер. Шаман первым закинул плетенную из бересты торбу за плечи. Взял в правую руку дротик, в левую палку-клюку. И двинулся в лес, опираясь на палку, раздвигая колючие еловые ветви острием дротика. Шаман шел чуть прихрамывая. В день знакомства Жорик подарил ему, можно сказать «от сердца оторвал», запасные кирзовые сапоги. Сапожки жали и никак не желали разнашиваться. Однако сапоги все же лучше, чем лапти, пусть и трут пятки, все одно идти, особенно по бурелому, комфортней.

Колючие еловые иголки, паутина меж веток заставляли Шамана щуриться. Он щурился, а под ногами трещали ломкие сучки. Он не оглядывался и не прислушивался к шагам за спиной. И без того знал – дружки топают следом. Не в первый раз полаялись и не в последний, к сожалению. Долгий путь по лесу, почти наугад, почти по наитию, раздражал гораздо больше, чем утомлял. Все трое, оказавшись волею тюремщиков в тайге, давным-давно каждый по-своему, но выдержали экзамен на выживание, проверку на устойчивость к болезням и тест на выносливость. Все трое, опять же – каждый по-своему, безусловно, и порознь сдюжили бы долгий путь до вожделенной железной дороги. Однако Шаман оказался самым опытным лесным ходоком. В самом начале знакомства с Шаманом бандит Жора открыто признал его лидерство, по-ученому говоря – де-юре. А урка Псих, всячески декларируя собственную независимость, подчинялся Шаману де-факто.

Они молча шли гуськом через лес. Как всегда, в хорошем темпе. Как обычно, Шаман впереди, за ним Псих, Жора замыкающим. Спустя час еловый бурелом заметно поредел. Спустя полтора, ноздри Шамана уловили какой-то новый оттенок в привычной гамме лесных запахов. Шаман поднял руку с дротиком, подал знак идущим сзади остановиться, остановился и сам. Прислушался к лесу. Как это делают звери, повел головой из стороны в сторону, нюхая воздух, и, круто повернувшись налево, дал отмашку – пошли, мол, быстрее.

– Чо за шухер? – шепотом спросил Псих, тычась бородатым подбородком в плечо Шаману.

– Река, – коротко ответил Шаман.

– Чего? – громко переспросил Жора.

– Тшш-ш! – шикнул на Жору Псих. – Не ори. Река впереди.

– Какая, блин, река?

– Тш-ш! Тише ты, бычара. Карту вспомни, река тама нарисованная. Вверх по течению, вспомнил, это самое, хилять надо. Она в сторону загнется, а нам все вверх и вверх по карте...

– Блин, братки! Неужто дошли?! А ты, психопат, все каркал, типа, не так идем...

– Да не ори ты, фраер...

– А чо? Чо шептаться-то? Псих, ты чо все шепчешь-то? Белок спугнуть боишься? Эй! Шаман! Серьезно, что ль, до реки дошли?

– Да, – бросил Шаман, не оборачиваясь.

– Ура, братва! Ща, блин, помоемся. Я купание ужас как уважаю.

– Захлопни пасть, фраер! Это самое, не гундось, просил ведь...

– А ты объясни, Псих. Чисто по-человечески. Почему я должен тебя слушаться и...

Но стремительно разгоравшемуся очередному конфликту не суждено было достигнуть всегдашнего скандального уровня. Произнеся союз «и», Жора застыл лицом, поскольку ельник внезапно закончился и вся троица неожиданно оказалась на лесной опушке. А за опушкой лужок, а за лужком река.

– ...и... ии-и-эх, блин! Речка!.. Ши-ирокая, блин, будто Обводной канал в Питере.

Не такой уж и широкий Обводной канал. Но полноводный. Так и открывшаяся взору река радовала глаз мощным течением. И сразу чувствовалось, что это глубокая, полноценная, молодая река, а не широкий старичок-ручей или жалкая протока. Выйдя на опушку, Жора стряхнул с плеч рюкзак и, не останавливаясь, потопал к воде, на ходу снимая с себя одежду. Шаман, сделав несколько шагов по мягкой, выцветшей на солнце луговой травке, остановился. Прищурившись, исследовал взглядом противоположный обрывистый берег, поросший густым ельником. Псих остался на опушке. Неуютно Психу на открытой местности, за множество дней блужданий по лесу он и сам не заметил, как привык постоянно находиться среди деревьев, будто в толпе людей. Отсюда и его желание говорить шепотом, и излишняя осторожность. О нет! Никакие патологические, безотчетные страхи не мучили Психа. Он, калач тертый, все, чего можно и чего нельзя, отбоялся. Но, по уму, сначала надо осмотреться на незнакомом месте. Вона, это самое, Шаман тоже не торопится к речке.

Ну а Жора уже разделся и уже зашел по колено в студеную, прозрачную воду.

– Эге-гей! Земляки! Водичка, блин, сто пудов!

Счастливо улыбаясь, как малый ребенок, Жора с гиканьем и улюлюканьем плюхнулся в речку. Заржал оглушительно громко, нырнул, вынырнул и неумело, саженками поплыл вдоль берега.

Шаман воткнул дротик в землю острием вверх, поставил рядом торбу и, прижав ладонь ко лбу, пристроив ее козырьком над глазами, продолжил изучать другой речной берег.

Псих присел на сухие иголки под разлапистой елкой, на кочку, не снимая рюкзака, вытянул ноги. Сидел, как в кресле, отдыхал.

Довольно отфыркиваясь, Жорик вылез из воды. Еще раз крикнув: «Эге-гей!», помахал рукой землякам, дескать – айда ко мне, сюда, на бережок. Земляки на призывные жесты и крики не прореагировали. Ругнувшись, Жора, как был голый и мокрый, побрел обратно к опушке.