Струги на Неве. Город и его великие люди

© Кокосов В. Н., текст, 2017

© «Страта», оформление, 2018

* * *

Куда ни глянь, – везде курган

Стоит над русскими костями…

Фёдор Пестряков

Заря

Не брал сон государя! Завтра будет особый день не только в жизни царя и народа русского – многих других народов рядом живущих. Завтра мир узнает, что он объявил войну шведской коруне!

Завтра, в год семь тысяч сто шестьдесят четвёртый[1] от сотворения мира в погожий майский день под перезвон колоколов московских церквей народу возвестят: Государь, Царь и Великий князь Всеа Великия и Малыя и Белыя Руси самодержец объявляет войну шведскому королю Карлу Десятому Густаву!

Может, и брат Фредерик тоже подаст свой голос? Ещё тринадцатого марта послана с князем Данилой Мышецким царская грамота к датскому королю, которую – в знак особой важности – государь подписал лично[2]. Фредерику III русский царь предлагал соединить усилия датского флота с русскими войсками и совместно действовать против Швеции.

Алексей Михайлович, тяжело дыша, слез с ложа, накинул комнатный зипун, сунул ноги в просторные башмаки, пересёк опочивальню и вошёл в свою рабочую комнату. На столе лежали оставленные с вечера бумаги. Не обращая на них внимания, он неторопливо направился к резному оконцу, распахнутому на ночь по его приказу, – по нежной коже полного лица, по бороде заструился свежий ветерок. За окном было темным-темно.

«Так же тёмны, верно, и мысли шведского государя», – подумал Алексей Михайлович. Не верил он Карлу. Тот прислал ему в минувшем году под Смоленск весьма вежливого посла Розенлинда, посол лил елей на уши, приятные слова рёк. Звал швед вместе растерзать Польшу с Литвой – причём соблазнял русского царя большими выгодами. Но эта охота более напоминала травлю, и, несмотря на многие обиды, ляхами причинённые русскому царству-государству, Алексей Михайлович не мог на подобное согласиться! Тем более он вернул уже Белую и Малую Русь, укрепился на Волыни и на Подолии, в Великом Княжестве Литовском, на старых русских землях, испокон века православными населённых! А сейчас его послы с польскими судят да рядят, как царя Алексея Михайловича и польским королём выбрать. Дабы раз и навсегда прекратить усобицы братских народов, разделённых уже не только латинскими обрядами, но и взаимными обидами.

Не ко времени. Ой как не ко времени идти войной на шведа! Совсем недавно как Земский собор и Переяславская рада затвердили присоединение Малороссии к его царству. Поляки признавать того не хотят. Да и среди казаков запорожских возникли волнения. Одни тянут к Варшаве, другие – к Москве. А иные – к шведскому «кузену», коий всю Польшу кровью залил. И Никон ещё… Со своими исправлениями в делах церковных какую Смуту среди попов и монахов посеял! Словно разворошил осиное гнездо! Ввёл поясные поклоны вместо земных, указал креститься щепотью, церковные книги исправлять…

Московский собор Никона поддержал, то есть сорок иерархов церкви, да Антиохийский патриарх Макарий и сербский Гавриил. Под ответом на вопрос Никона, как креститься до́лжно, все свои подписи учинили. А дал ответ мудрый патриарх Макарий. Государь запомнил его дословно:

«Предание прияхом сначала веры от святых апостол, и святых отец, и святых седьми соборов, творити знамение честнаго креста, с треми персты десные руки, а кто от христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя Церкви, еже держа с начала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменов, и сего имамы его отлучена от Отца и Сына и Святаго Духа и проклята».

Кто спорит! Надо, надо было наводить порядок – но не так же, как патриарх – железной рукой. Так боле воеводе пристало службу править. Москва ноне Свеча Православия, на неё ж равняться до́лжно и в делах!

А мор, прошлый зимой с Руси ушедший!

Государь поёжился, будто зимним ветром его обдало.

Сколь бед мор наделал! Прошлым летом и осенью самый страх был! Тула да Суздаль боле чем наполовину вымерли, в Поволжских градах да селениях уж и стонать было некому. А в Москве что деялось! Царица Мария Ильинична с детишками едва спаслась сначала в Троице-Сергиевском монастыре, опосля – в монастыре в Калязине. Спасибо патриарху – вовремя их из столицы спровадил. Считай – спас, ведь наследник престола отцовского, царевич Алексей Алексеевич, совсем кроха ещё!

Сам он тогда войну за Смоленск вёл, на Москве князя Пронского вершить дела оставил, а Никону письменно повелел столицу покинуть. И не зря! Слал ему Пронский письма о невзгодах, помнил государь его последнее послание: «В Москве и слободах православных христиан малая часть остается… а приказы все заперты, дьяки и подьячие все померли, и домишки наши пустые учинились». Потом лишь царице князь отписал в сентябре, дескать, почти вся Москва повымерла, да вслед письму и сам преставился! И донесли Алексею Михайловичу, что боле трёх десятков городов его царства охвачены мором! И никто не знал, как с этой напастью справиться.

Царицей Русь спасена! Настоящей государыней себя показала представительница славного рода Милославских. Повелела устроить карантины, заставы. На дорогах огромной державы палили великие костры, проверяли всех проезжих, их пожитки с товарами. Ежели было даже малое подозренье, что их касались больные, – всё нещадно сжигалось. А с письмами, даже царскими, так велела поступать: подъезжал гонец к костру и кричал, кому письмо везёт. С другой стороны костра садился за столик писец – и начиналось действо. Гонец громко диктовал слово в слово всё письмо, потом писец через пламя ему кричал, что записал. Убедившись, что не напутали, отправляли новое письмо по назначению, а старое гонец бросал в костёр и вертался туда, откудова приехал. Да и он тоже не сидел сложа руки: указал все деньги, посылаемые в Москву, перемывать.

И беда стала отступать. Но сколько людей поумирало! Хлебопашцев и тех, кого можно в войско забрать!

Да… Не ко времени эта война. Но отсидеться в сторонке нельзя. Догрызёт швед поляка – в нашу землю двинется. Разве ж можно слову королей, принявших ересь лютераньскую, доверять? Позвал на свою беду Василий Шуйский их полвека назад – по сию пору расхлёбываем. Всю Ижорскую землю потеряли, Тихвина и Гдова, самого Новгорода едва не лишились. Стыдно сказать – крепость Орешек ноне Нотебургом кличут, Корелу Кексгольмом прозвали. Ивангород в предместье