Этот феномен он назвал синхронистичностью. Очевидно, что Юнг и Паули приближались к области обоюдного интереса.

14 февраля 1936 года Юнг отправил Паули копию финального варианта статьи, основанной на подборке его (Паули) снов[88]. Юнг хотел продемонстрировать отсутствие указаний на то, что сновидец является физиком. Однако личность Паули не удалось сохранить в тайне. Фирц, присутствовавший на презентации статьи, мог с уверенностью назвать сновидца и не сомневался, что он не одинок[89].

В ответном письме (28 февраля 1936) Паули беззаботно комментирует: «Я рад, что вам удалось найти такое хорошее применение моему материалу. Ваши многочисленные похвалы вызвали у меня улыбку, и я подумал, что раньше никогда не слышал от вас подобных выражений»[90].

Одним из намерений Паули было привлечь внимание к двум снам (не включённым во вторую главу), толкования которых Юнгом, как он заявлял, были ошибочны. Оба этих сновидения, явившихся ему с небольшим интервалом, были связаны с числом семь. Юнг предпочёл истолковать их архетипически, без использования каких-либо личных ассоциаций. Паули же, со своей стороны, выбрал персональный подход. Хотя у каждого пути есть свои преимущества, выбор Паули здесь был более к месту из-за влияния на его дальнейшие размышления[91].

Сон 1: Отец тревожно выкрикивает: «Это седьмой!»[92]

Сон 2: Перед сновидцем лежит туз треф. Рядом с ним появляется семёрка[93].

Паули связывал семёрку с рождением сестры (рассматриваемой как анима), поскольку Герта родилась, когда ему было семь лет (однако здесь бессознательное сыграло с Паули шутку, на самом деле в год рождения сестры ему было девять лет). Согласно первому сну, анима и всё с ней связанное было угрозой традиционности, которая для Паули ассоциировалась с отцом.

Относительно второго сна, в котором туз треф лежит рядом с семёркой, Паули соглашался с Юнгом в том, что туз может олицетворять крест. Но, по мнению Паули, чёрный туз — не христианский символ, а символ архетипа власти, могущества, а также причина рождения анимы. Это последнее утверждение в лучшем случае расплывчато. Однако эта тема будет продолжена в следующем письме Паули, и её важность для развития его мыслей станет очевидна.

В конце письма он заверил Юнга, что чувствует себя хорошо, и это состояние в целом стабильно, и добавил кое-что, показывающее его отношение к этой связи терапевта с пациентом: «Отделение от вас и вашего анализа какое-то время переносилось трудно, но сейчас это позади»[94]. Хотя, судя по этой фразе, Паули обрёл независимость от Юнга, нельзя обойти вниманием продолжение роли Юнга как критичного наблюдателя за снами Паули.

По прошествии нескольких месяцев туз треф по-прежнему занимал ум Паули. В письме Юнгу (16 июня 1936) он сравнил этот туз с «тенью, которую отбрасывает христианский крест», предполагая, что он «возможно, символизирует теневую сторону христианства»[95]. Этот комментарий, предположительно, относится к угрожающей ситуации, складывавшейся тем временем в Германии, христианской стране, попавшей под влияние дьявола. Помимо этой ассоциации, Паули упомянул, что в его снах начался новый неожиданный этап развития — связь Эроса и текущих политических событий. Паули использовал имя Эроса, духа жизни, соединяющего противоположности[96], чтобы выразить своё эмоциональное отношение к этим событиям.

Хотя, как сообщал Паули, материал этих сновидений был слишком свежим, чтобы его переварить, это связывание Эроса и политических событий приобрело значение в свете его последнего визита в Принстон. Там он пообщался с коллегами, нашедшими в США убежище от «теневой стороны христианства» (туза треф), к тому времени поглотившей Германию. Несомненно, в Принстоне его захватили чувства тех, кто видел и ощутил на себе отношение к евреям в Германии. Поскольку в снах проявляется в основном теневая сторона ситуации, неожиданная связь Эроса и политического климата позволяет предположить, что Паули, остро переживая эти события, столкнулся с доселе незнакомыми ощущениями. Это объясняет его утверждение о том, что туз треф (символизирующий злоупотребление силой) стимулировал рождение анимы, связывающей мужчину с Эросом. Но хотя на тот момент такое толкование казалось вполне подходящим, дальнейшие события позволили Паули глубже понять этот сон.

Задержка реакции Паули на этот сон была характерна для него. Он часто откладывал обсуждение какого-либо сна на месяцы или даже годы. Как и многие другие символы из его сновидений, туз треф стал предшественником мотива, который получил полное развитие в дальнейшем. Ассоциация с «тёмной стороной христианства» также предсказывала то, что произойдёт в его дальнейшей судьбе — он увидит то, что припишет тёмной стороне Бога.

Прошёл год, в течение которого не было ни одного зарегистрированного письма, и Юнг снова подтвердил свой интерес к сновидениям Паули (6 марта 1937). Однако аналитик предупредил, что не может обещать без промедления комментировать присланный материал, поскольку работает над продолжением статьи о снах Паули, в котором проводит связь между алхимией, религией и психологией[97].

Паули с энтузиазмом отреагировал (24 мая 1937) на старания Юнга. Эссе Юнга «Идея искупления в алхимии» показало Паули, что сны, подобные его собственным, о взаимоотношениях психе и материи (психологии и физики), уже встречались в донаучном прошлом. Паули писал: «[Ваш трактат об алхимии] пробудил мой интерес и как учёного, и в отношении моих снов. Меня осенило, что большую часть современной физики, вплоть до мельчайших деталей, можно символически представить в виде психических процессов»[98].

Паули активно поддерживал исследования Юнга, но у них обнаружились фундаментальные расхождения в восприятии алхимии. В то время как для Юнга алхимия способствовала исследованию секретов человеческой души, Паули мечтал в первую очередь проникнуть в тайны материи. Их исследования за пределами «здесь и сейчас» со стороны психологии и физики, соответственно, породили разногласия, которые порой было сложно преодолеть, но которые в итоге принесли пользу обоим.

В 1937 году Юнг представил курс лекций под названием «Психология и религия» в Йельском университете. В лекциях обсуждалось несколько «религиозных снов» Паули и его видение Мировых Часов (см. главу 2); они были опубликованы в университетской газете (1938) и вошли в собрание сочинений Юнга[99].

Подобно Уильяму Джеймсу[100], Юнг приписывал бессознательному религиозный инстинкт, проявляющийся в снах и видениях. Подчёркивая, что он рассматривает религию эмпирически, как психолог, Юнг пишет: «Я ограничиваюсь рассмотрением явления и воздерживаюсь от любых метафизических или философских суждений... В этой книге я намерен дать, по крайней мере, некоторое представление о том, как практическая психология сталкивается с проблемой религии»[101]. Далее он объясняет: «Религия [с точки зрения психологии] — это некая активная сила или воздействие, не вызванное произвольным актом воли. Напротив, она