До чего он дошел! Объясняет, отчего да почему! Приказ есть приказ, его слушаются, а не вступают в пререкания. Раздраженный, как никогда прежде, Вулф сбросил одежду и пошел и воду.

Ноги у Кимбры подкосились, она осела и траву. Разумеется, она почти сразу отвела взгляд, но и доли секунды хватило, чтобы образ обнаженного викинга отпечатался в памяти навечно. Вулф был воплощением мощи, силы и мужской красоты. Таких, как он, ваяли римские скульпторы, чтобы увековечить мужественность. Он был плечист, но узок в бедрах. Весь состоял из крепких костей, могучих мышц и выносливых сухожилий. Он был прекрасен, но чувства, что переполняли сейчас Кимбру, были вызваны отнюдь не восхищением и радостью чистого созерцания.

Это было все то же сладостное, острое желание.

Вот незадача! И зачем она посмотрела на него?! Впрочем, она не виновата, это вышло нечаянно, а если совсем уж честно, воля не сумела помешать велению плоти. Плоть делала что хотела, вела себя возмутительно свободно, словно и не знала, что существуют границы дозволенного. Ее соски налились тяжестью, в каждой складочке тела вновь собралась влага, словно к нему и не прикасалось полотенце.

Это было неправильно, недопустимо и, должно быть, говорило о тайных пороках. Кем нужно быть, чтобы один вид голого мужчины будил желание? И ведь она видела его только со спины! А если бы он повернулся?

Кимбра была до такой степени шокирована ходом собственных мыслей, что испытала нелепое желание захихикать. И было с чего: все ее внутренние преграды, вся отлаженная линия мысленной обороны рушились с треском, а она… она была бессильна это предотвратить и, что всего ужаснее, не очень-то и хотела. Вместо ужаса и отвращения Кимбра наслаждалась своей готовностью очертя голову броситься в бездну, на краю которой балансировала.

Что там, внизу? Что она найдет, если решится упасть? Нет, она не решится, как бы это ни манило. Она просто не может, не смеет. Все это не более чем всплеск эмоций, а эмоции не доводят до добра. Они кружат голову, расцветают, губят — и гибнут под безжалостной пятой грубой действительности. Так устроен мир.

Напоминание подействовало отрезвляюще. Кимбра отвернулась. Ее взгляд скользнул по валунам в густом мху, по темнеющему лесу. Какой бы ни была эта земля, она сильно походила на родной Эссекс, разве что растительность была обильнее да между деревьями виднелось меньше берез и вовсе отсутствовали каштаны. Благодаря этому лес выглядел гуще, настоящая чащоба. Зловещая и в то же время сказочная. В ней непременно должны были водиться феи и прочий волшебный народ. Можно перебрать их всех: от эльфов до гоблинов — и забыть то, что происходит в двух шагах.

Но сосредоточиться на сказках не удавалось. Можно было отвести взгляд, но не затыкать же уши! Против воли Кимбра пила каждый всплеск и дополняла его мысленной картиной: вот Вулф тянется за мылом, вот намыливает плечи, грудь и… и все остальное.

Какое счастье, что ночь выдалась прохладной. Иначе в горностаевой мантии можно было бы схватить тепловой удар.

— Ну что, идем?

Кимбра не без опаски оглянулась. Вулф стоял перед ней полностью одетый, капли воды поблескивали в мокрых волосах. У него был суровый, откровенно неодобрительный вид. Неужели он что-то заметил? Кимбра решила, если последуют вопросы, все отрицать, но Вулф лишь протянул руку, предлагая ей встать. Она приняла ее с достоинством, которое чуть было не треснуло по швам, когда загорелые пальцы сомкнулись вокруг ее белой ладони. Пришлось напустить на себя вдвойне величественный, прямо-таки королевский вид.

Поднявшись, девушка сделала попытку высвободить руку. Чисто инстинктивно Вулф сжал пальцы, удивился и отпустил ее. Чтобы оставить последнее слово за собой, он небрежно заметил:

— Не беги слишком быстро, иначе мне не угнаться, а здешние леса кишат волками.

Кимбре очень хотелось отбрить в ответ: какая разница — волк, акула или викинг? Но она справилась с собой и промолчала, более того, шла размеренно, плечом к плечу с Вулфом, так что они вернулись в лагерь в кажущемся согласии.

Его люди уже спали, а если притворялись, то очень умело. Вулф улегся и похлопал по земле рядом с собой. Когда Кимбра не бросилась укладываться на предложенное место, он повернулся к ней спиной. А она все стояла в нерешительности. Усталая и сонная. Ее похититель с предельной ясностью выказал, как к ней относится. Что бы ни было у него на уме, он не изнывал от вожделения.

Наконец ноги протестующе загудели. Кимбра улеглась лицом к морю, угрюмая и недовольная. Она убеждала себя, что оскорблено только ее достоинство. Последним, что она видела, был темный силуэт драконьей морды на носу корабля.

Последовало еще два дня плавания, сначала на восток, навстречу солнцу, а потом на север. Побережье быстро менялось, холмы становились скалистее, теснились все ближе к берегу. Там, где они отступали, оставляя полосу низменной земли, обычно стоял домик фермера в окружении хозяйственных построек, за ним на всех отлогих участках склонов зеленели возделанные поля.

Один раз Кимбра увидела группу детей, бегущих к берегу через золотистое поле спелого овса. Улыбаясь до ушей, они махали плывущему мимо судну и что-то кричали. Викинги ответили, это привело детей в восторг, и долго еще их радостные крики неслись вслед кораблю.

В эту ночь Кимбра плохо спала, а на другое утро изводилась беспокойством, впиваясь взглядом в плывущий навстречу берег, чтобы не пропустить места назначения, словно это могло как-то изменить ход событий. К полудню судно достигло скопления островов и отмелей, такого густого, что казалось, прохода между ними не существует. Взмахи весел стали реже, Вулф занял место у руля. Судно скользнуло узким каналом между россыпями громадных валунов.

Выход открылся внезапно, как ярко-голубое пятно на сером фоне. Это оказалась просторная бухта с водой настолько чистой и спокойной, что в ней отражалась каждая деталь окружающего холмистого ландшафта. На берегу лежало поселение, состоявшее из нескольких сотен больших и малых строений. Их соломенные кровли были высокими, и почти над каждой вился уютный дымок. Петлявшие между ними дороги были забиты повозками, тягловыми животными и народом. Они соединяли между собой открытые пространства, очевидно, служившие для торговли и сборищ. В бухту вдавалось три больших каменных мола, ближайший переходил в набережную, сплошь облицованную каменными плитами — док. Самой высокой точкой была передняя башня крепости, ее окружали такие же поменьше. Все, вместе взятое, создавало впечатление процветающего, кипящего жизнью города, чьи оборонительные линии были как делом природы, так и рук человеческих.

По мере того как Кимбра разглядывала город, ее беспокойство росло. Осмотр был прерван громким звуком трубы. Он повторился дальше и дальше — часовые в крепости заметили судно и спешили о нем оповестить. Звуки труб. многократно отзывались в холмах, сливаясь в ликующую приветственную песнь.

К тому времени, когда судно пристало у главного мола, тот был облеплен людьми. Члены команды высматривали среди толпы своих близких и кричали им, что все в полном порядке.