Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За всеми раздумьями Лилит не заметила, как они со служанкой уже пришли к её новой комнате.
— Прошу, госпожа, располагайтесь. Если вам что-то нужно, зовите, — послушно сказала служанка, одетая в чёрное платье с белым фартуком и с косынкой на голове.
— Спасибо. А можете подготовить ванну? И одежда другая не помешала бы, а то моя совсем изношена уже, — тоскливо проговорила ведьма.
— Конечно! Как всё будет готово, я вам сообщу!
Послушно поклонившись, служанка тут же вышла из комнаты. Снова оставив Лилит наедине со своими мыслями, по крайней мере, на какое-то время. По правде говоря, она привыкла к уединению в своём лесу. Девушка уже и не помнит, когда ей было тоскливо из-за этого, но её это нисколько не заботило. “Жить одному проще, не нужно ни за кого переживать, и мороки меньше”, — именно так всегда думала Лилит. Какая-то невыносимая усталость напала на ведьму. И это несмотря на то, что она проспала больше дня. Что делать, она не знала, время шло медленно, а мысли перескакивали с одной темы на другую, при этом не давая ни одного ответа. Думать было крайне тяжело, а опухшая рука, которую девушка не могла вылечить магией, делала всё хуже. Наконец-то, спустя долгое, по ощущениям, время служанка вошла в комнату, и всё мгновенно прошло. Помутнение рассудка слегка насторожило Лилит, но всё-таки она немало сил потратила на изгнание духа. Усталость и недостаток сил давали о себе знать.
— Госпожа, ванная и одежда готовы. Мне пришлось залезть в гардероб покойной королевы, надеюсь, вам подойдут её наряды! — радостно сказала служанка.
— Спасибо за помощь.
А Льюис же в это время помогал лекарю Михаилу, а если точнее, пытался помочь. Старый врач так разволновался из-за “специального” ингредиента, что у него самого закружилась голова и подскочило давление.
— Прошу, Сэр Льюис, я не смогу. Сделайте всё за меня, я бы правда с радостью помог принцессе Талисии, но вы же видите! — умолял рыцаря о помощи Михаил, лёжа на кровати и постоянно ахая.
— Успокойтесь, а то ещё помрёте, — успокаивал Льюис лекаря. — Я готов на всё ради принцессы, а убить какого-то подонка, тем более, не проблема! — решительно сказал рыцарь.
— Ох, Святые, простите его! Славно, что вы согласились взять всё на себя, но убивать его не надо! Просто нейтрализуйте, свяжите и принесёте мне в кабинет, всё будем делать там. А после обязательно сходите на исповедание к отцу Матвею! — строго сказал лекарь, но увидев подозревающий взгляд Льюиса, сразу болезненно простонал, схватившись за сердце.
Спустившись в темницу, Льюис первым делом поприветствовал сидевшего надзирателя и стал расспрашивать о заключённых. Страж рассказал, что почти все они безобидные. Один своровал козу у соседа среди ночи, но та не вовремя закричала и выдала неуспешного вора. После чего сосед догнал неудачника и сломал ногу. Второй же сделал костёр для того, чтобы погреться и случайно поджёг стойло с лошадьми, отчего одна убежала и сбила с ног стража. Третий пил с братом, разбил себе об голову бутылку и попытался задушить брата, но голова не выдержала, и он отключился, не закончив дело. А посадили его, чтобы защитить от рассерженного брата и чтобы протрезвел. Все эти истории звучали как анекдот, но это было даже к лучшему, говоря о слабой преступности. Однако всё же был подходящий тип, о котором страж говорил с омерзением в голосе.
— Мерзавец пытался устроить резню, бегая по улице и рубя всех ржавым топором. Несколько пострадавших, но к счастью, жить будут. Стража его быстро задержала и оказалось, что он обезумел из-за смерти своей собаки, которая была с ним с самого рождения. Мы его держим, чтобы потом показательно казнить, но думаю народ поймёт, если он подойдёт для чего-то получше, — рассказывал надзиратель удивлённому от историй Льюису.
— Народу бы только крови, пусть выдумает себе другие занятия. Ладно, давай вязать этого придурка, — устало скомандовал Льюис.
Только подойдя к нужной камере, к носу Льюиса тут же донёсся мерзкий смрад, от которого в носу закололо, а с глаз пошли горькие слёзы. Подойдя ближе, он снова поразился, но уже от увиденного. В помещении горела только одна приглушённая свеча, но даже этого было достаточно, чтобы раскрыть весь ужас маленького помещения. Все стены были покрыты фекалиями, бурого, серого и зеленоватого цвета, а на полу был сделан круг из мочи. Даже потолок не остался в стороне. Псих как-то смог дотянуться туда не только грязными руками, но и струёй мочи, сделав там странные надписи. Однако в камере имелся туалет, к которому он даже не дотрагивался, оставаясь самым чистым, что было в камере. Койку было и вовсе не узнать, матрас был весь чёрный, с пятнами зелёного, а сам заключённый сидел на нём и что-то ел из грязной миски. Как бы Льюис не хотел, но он смог рассмотреть наложенную кучу дерьма, покрытую мертвыми мухами и тараканами. Не обращая внимания, псих сладко поедал свои испражнения, словно это был дорогой деликатес.
— До чего же мерзкий ублюдок… — пробурчал раздражённый надзиратель, чем привлёк внимание заключённого.
Положив миску на матрас, он медленно встал на худые ноги, которые едва его держали, но стремительно подошёл к клетке.
— Доброе утро, начальник! Доброе утро, Сэр Льюис! — дружелюбно улыбаясь, заключённый раскрыл гнилую пасть, в которой осталось лишь парочка почти чёрных зубов.
От увиденного Льюис и вовсе забыл, для чего сюда пришёл. Мозг отключился, пытаясь выбросить, спрятать и забыть увиденное. Место битвы, полностью покрытое мёртвыми телами и пахнущее кровью и гнилью, было не так отвратительно, как маленькая камера с одним безумцем внутри. Организм парня больше не стал терпеть, и благородный рыцарь, совсем не благородно, начал блевать, очищая свой желудок от вкусного завтрака. На что довольный заключённый громко засмеялся. Через рвотный позыв Льюис пытался извиниться перед надзирателем, но ничего не получалось. В конце концов, стражник просто вошёл в камеру, закрыв нос, и одним тяжёлым ударом оглушил больного заключённого, связав его. Льюис, едва сдерживая отвращение и другие позывы организма, понёс заключённого к лекарю Михаилу, перед этим вылив на него пару вёдер воды, чтобы хоть как-то очистить вонючее и грязное тело. А пока шёл к лекарю, раздумывал, кто же будет убирать ту страшную камеру, казавшуюся хуже, чем сама пустота.
Первым в кабинет Михаила
