Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пелагея непонимающе смотрела то на Ирину, то на Глашу.
— Понимаешь, Глаша, я ведь сильно головой ударилась и болела после, и совсем не помню ни тебя, ни Танечку, ни её отца. А кто её отец, кстати? — в обморок всё-таки удалось не упасть, Ирина взяла себя в руки и решила пока есть возможность всё выяснить.
Глаша засуетилась, и из-за пазухи вытащила свёрток, передала Ирине. В свёртке были документы, метрика о рождении Татьяны Кирилловны Балашовой, в графе титул и отец стояли прочерки, матерью была указана Виленская Ирэн Леонидовна. Второй документ принадлежал Глаше, точнее Глафире Земовой, где было указано, что её отпускают во владение баронессы Виленской.
— Так что теперь я ваша совсем, барыня, вот буду с Танюшей вам также помогать, — видно было, что Глаша расслабилась, когда выяснилось, что никто не собирается от ребёнка отказываться и выгонять их на улицу.
— Так это, что, барыня, ваша дочка что ли? — рухнув в кресло, как будто её ноги не держат спросила Пелагея
— Выходит, что моя, — Ирина не знала плакать или смеяться, и не понимала, что она такого сделала или не сделала в прошлой жизни, что ей вот это всё досталось. Да, в прошлой жизни иногда приходилось быть жёсткой, особенно когда после института решила остаться в Москве, а не возвращаться к родителям в Новосибирск. Но Ирина никогда не была подлой, её и родители так учили, мама врач, отец военный, возглавлял оперативную группу в новосибирском управлении МЧС. Не можешь что-то сделать, так и скажи, а взяла на себя тяни до конца. И вот теперь, глядя на Пелагею, Глашу и маленькую девочку, от которой все отказались, Ирина поняла, что вот это и есть теперь её жизнь и её родные, и пора уже принять себя здесь. И возможно перестать даже думать о себе как об Ирине. Теперь она Ирэн Виленская, со всеми вытекающими. Но жизнь научила Ирину, что не бывает безвыходных ситуаций. Выход есть, она его пока просто не видит.
Девочка на руках у Ирины начала хныкать и вертеться, и Глаша тут же вскочила, попытавшись её забрать, но Пелагея опередила, забрав ребёнка.
Ирина решила, что уже сегодня они никуда не поедут, потому как и настроения нет и надо девочку устроить. Поездку решили перенести на следующий день.
Когда девочку отмыли и переодели оказалось, что она выглядит словно маленький ангелочек, у неё были золотистого цвета волосики, пухленькие щёчки, ножки и ручки ещё были в перевязочках. Девочка уже уверенно ходила, что-то балакала, но внятно пока ничего не говорила.
Прибежали мальчишки. Ирина их познакомила, сказала, что теперь вот у них есть племянница, значит они для неё дяди. Мальчишки возгордились такой ответственностью и пока Глаша вместе с приглашённой горничной разбирала малышкины вещи из мешка, который они привезли с собой, играли с Танюшей.
* * *
Утром всё же решили ехать в Никольский. С появлением в доме Танечки стало понятно, что рассчитывать кроме себя больше не на кого. Ирина долго размышляла прошлой ночью и поняла, что скорее всего муж Ирэн не станет заботиться о чужом ребёнке. Но вот поведение любовника Ирэн было всё ещё непонятным.
Интересно, — размышляла Ирина, — это его решением было отправить ребёнка к Ирэн, отказавшись от него, хотя фамилию свою он девочке дал, судя по документам. Надо же Кирилл Балашов. У Ирины в классе когда-то был парень с таким же именем и фамилией. Парень был неплохой, если бы не был мажором. Может и здесь так же. Мать Кирилла, по словам Глаши, графиня Балашова ненавидела Ирэн, возможно Кирилл просто не знает, что с его ребёнком так поступили? Надо как-нибудь аккуратно выяснить. Если понадобится открывать своё дело, например, те же спички, нужны будут средства, может попробовать у него занять?
Ирина думала о том, что это мог бы быть самый быстрый способ, а уж отдала бы она тоже быстро.
Сперва она хотела обратиться к мужу, но с появлением Танечки поняла, что это вряд ли возможно.
В карете с печкой внутри дорога в Никольский показалась Ирине даже приятной. Она взяла с собой Пелагею и в пути всё продолжала выспрашивать её об отце, о матери Ирэн, о том, как живут крепостные в деревнях.
Ирину поразило, что в этой реальности крепостное право выглядело совсем по-другому. Здесь всё шло от принадлежности земли. Земля принадлежала дворянам, помещикам. Те, кто на этой земле жил, крестьяне, чтобы жить и работать, должны были войти в общину и платить оброк и барщину, размер определялся владельцем земли, но не мог быть выше, установленного государством для этого места размера. Так в эту сумму входил налог, который помещик уплачивал государству за землю и за людей, живущих и работающих на его земле. Если крестьянин решал переселиться, то он должен был выплатить так называемый «пустой» налог, который составлял годовую сумму оброка. За женщину «пустой» налог был в два раза ниже, чем за мужчину.
Жизнями же крестьян владелец земли не мог распоряжаться, только через государственных инспекторов.
Насколько же, мать любовника Ирэн ненавидела женщину, что просто так рассталась с Глашей, лишь бы отправить ребёнка прочь, — пришло в голову Ирине.
Так за размышлениями и доехали. Первым делом Ирина решила заехать в больницу, показаться доктору Путееву и заодно выяснить, что там со стетоскопами.
Ирина вышла из кареты и увидела большое количество людей, стоявших перед входом в больницу. У входа стоял солдат и с ним человек с белой повязкой, но в обычной одежде. Этот человек расспрашивал подошедших и, либо кивал солдату, чтобы тот пустил, либо махал рукой, тогда солдат выпроваживал бедолагу.
Заметив Ирину в толпе, перед Ириной шла Пелагея и громко покрикивала, чтобы её барыню пропустили, человек с повязкой в это время что-то говорил женщине с ребёнком на руках, махнул рукой солдату и тот стал прогонять несчастную, женщина крикнула: — Люди добрые, помогите, дитё умирает, а энти не пускают к доктору. В этот момент Ирина приблизилась ко входу и строгим голосом спросила, — Что здесь происходит. А поскольку оделась Ирина в дорогое платье, а ещё сверху у неё была богатая шубка, то обернувшийся к ней человек в повязке заискивающе улыбнулся и сказал, — Сударыня, что вы, не стоит вашего внимания…
Но Ирина перебила его,