Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только что закончилось заседание Государственного Совета Стоглавой империи. Барон Сергей Михайлович Виленский делал доклад на тему изменения государственной системы образования. Сейчас к техническому образованию допускались только дворяне, но барон верил, и император его поддерживал, что Стоглавая теряет много талантов и среди крестьянских детей.
Главный противник Виленского, князь Ставровский Константин Петрович, ухмыляясь, в ответ на речь барона, саркастично высказался: — Сейчас мы их научим, а потом они к нам свататься придут… Вы бы лучше барон в семье порядок навели, а потом на государство посягали.
— Это ведь он специально сказал, — продолжал говорить Александр, когда он и Сергей Виленский вышли из зала Совета и перешли на закрытую территорию Кремля, где находились личные покои императора и его семьи, — специально, чтобы лишить тебя преимущества, вот же паук, и половину Совета за яйца держит, все сидят и вякнуть боятся, при отце он так себя не вёл.
— Твой отец, Алекс, во многом потакал Ставровскому, вспомни он тоже не поддерживал реформации — барон старался говорить спокойно, но внутри тоже всё кипело. Хотелось вернуться и набить морду Ставровскому.
— Надо тебя женить, — вдруг сказал император и Виленский удивлённо застыл, не понимая, что могло привести всегда разумного Александра к такому выводу.
— Мы подберём тебе невесту, за которой будет стоять фигура не меньшая, чем князь Ставровский и «прижмём» паука. Пусть тогда попробует насмехаться! — Александр довольно улыбался, найдя, как ему казалось, шикарный выход. Он был другом Сергея Виленского еще с детских лет, но всё же больше он был императором и сейчас ему надо было, чтобы друг стал сильнее, потому как это усилит и позицию молодого императора.
— Алекс, я не готов…
— Погоди, не отказывайся, походишь полгода в помолвке, привыкнешь к этой мысли, да и, может, девица тебе понравится.
— Но, Саша…
Император не хотел слушать никаких «но» … и барон получил список девиц и приказ, до конца недели определиться с кандидатками.
* * *
Только на пятый день Ирина проснулась и поняла, что у неё ничего не болит. Она, кряхтя выбралась из пропахшей потом кровати, накинула халат, валенки, которые появились у неё в комнате после того, как помещик Картузов принёс её всю мокрую домой, и побрела вниз. Ей хотелось вымыться, ну или на крайний случай просто умыться. Спускаясь по лестнице, Ирина обратила внимание на то, что стало гораздо чище, и даже светлее. Откуда-то снизу раздавался голос Пелагеи, которая словно генерал на плацу, командовала: — Вы трое на чердак, разобрать и вымыть. А ты, давай иди баню заканчивай! Вот барыня выздоровеет она с вами разберётся со всеми, ишь, лентяи!
Ирине даже весело стало, так уверенно от Пелагеи прозвучало, что «барыня со всеми разберётся», пришлось соответствовать, как могла Ирина выпрямила спину, сделала «переговорное» лицо и степенно стала спускаться по ступеням. Вынырнувшие со стороны кузни три бабы с вёдрами даже отшатнулись и стали сгибаться в поклонах, когда увидели Ирину.
— То-то же, — подумала Ирина, — видимо, нельзя здесь быть добренькой, только «кнут и пряник» вместе работают, а доброту за слабость воспринимают. Насколько Ирина помнила из истории и произведений того же Чехова*, люди сопротивлялись жестокости, а строгость ценили, доброту воспринимал как слабость, часто это приводило к трагедии, кто похитрее начинали обманывать, хитрить, и в результате разочарованный помещик был вынужден или применять наказание или получал разорение, как в рассказе Чехове «Моя жизнь».
Ирине даже запомнилась такая фраза: «Пока наши отношения к народу будут носить характер обычной благотворительности, до тех пор мы будем только хитрить, вилять, обманывать себя и больше ничего. Отношения наши должны быть деловые, основанные на расчете, знании и справедливости.» **
(*Имеется в виду Антон Павлович Чехов, русский писатель)
(**Ирина сильно сокращает фразу из рассказа А.П. Чехова «Жена»)
В этой реальности еще существовало крепостное право и Ирина пока не разобралась что и как, но в тех двух деревнях, которые принадлежали её отцу, жили крепостные помещика Лопатина. Одного Ирина не могла понять, как имея две деревни на сто пятьдесят душ можно было довести себя, семью и дом до состояния практически нищеты, с точки зрения аристократии. И с этим ей предстояло разобраться.
Пелагея, увидев Ирину снова заохала и засуетилась. Кроме Пелагеи на кухне была ещё одна женщина, помоложе, одета чисто с приятным чуть полным лицом с румянцем на щеках. Волосы женщины были убраны под платок.
— Это наша кухарка теперь, Акулина, — представила новое лицо Пелагея
— Ой, да скажешь тётя Пелагея, какая же я Акулина, Акулька я, барыня, — заулыбалась Акулина и щёки её покраснели ещё больше, а на полных щеках появились ямочки.
На кухне вкусно пахло, и это лучше многого сказало Ирине, что с Акулиной Пелагея не ошиблась.
Пока Ирина болела Пелагея с её предыдущего одобрения и выданных денег развернула бурную деятельность по ремонту и уборке дома. Также наняла слуг, девок для работы горничными, кухарку, конюха, прачку, швею, дворовых мужиков. Мальчишкам справила новую одежду, да и одежду для слуг обновили. Оказывается, раньше в поместье Лопатиных у слуг в доме была «служебная» одежда, которая за ненадобностью валялась в кладовке, откуда Пелагея её и вытащила
Когда после сытного и вкусного завтрака, Пелагея отчитывалась Ирине, та поражалась сколько же энергии в этой немолодой женщине.
— Да, непроста ты Пелагея, — задумалась Ирина, и вздрогнула, когда