что ее сын был бы другим, если бы семья осталась во Франции. Там Зи был бы приверженцем так называемой здоровой открытой сексуальности вместо пуританских ценностей Америки, где все, связанное с телесными желаниями, считается неприличным. Она думала, что американские ценности изменили его в худшую сторону.

* * *

Одним из наиболее очевидных свидетельств принудительной сексуальности является страх перед бесполым населением. Великая ирония заключается в том, что, несмотря на причитания о распущенности, американцы занимаются сексом меньше, чем раньше. По данным Центров по контролю и профилактике заболеваний, в 2015 году о сексуальных контактах сообщил 41 процент старшеклассников по сравнению с 54 процентами в 1991 году[19]. Что касается взрослых американцев, в 2010-х годах они занимались сексом примерно в 9 раз в год меньше, чем четверть века ранее[20].

Такие результаты послужили поводом для появления статей о «сексуальных рецессиях»[21] (естественно, с критикой), о том, как сексуальныи спад может привести к экономическому спаду[22], и скандальных комментариев, что молодые люди ведут неправильную и скучную жизнь. Виной тому могут быть экономические проблемы[23] или беспокойство по поводу неясных правил свиданий или популярности Netflix и социальных сетей[24]. Американцы, по мнению некоторых исследователей, променяли удовольствия от стимуляции гениталий на удовольствие от лайков в социальных сетях и просмотра запоем кулинарных шоу. В одной статье The Washington Post о спаде интереса к сексу восемнадцатилетний подросток описывается сидящим перед «несколькими экранами одновременно: рабочий проект, клип на YouTube, видеоигра». Для него отказ от компьютера ради свидания или одноразового секса «кажется пустой тратой времени»[25].

Часто в связи с этой точкой зрения имплицитно возникают следующие вопросы: разве не грустно, что люди меньше занимаются сексом и что одноразовый секс теперь кажется пустой тратой времени? Разве не жалко играть в видеоигры вместо того, чтобы испытывать сексуальное удовольствие?

Но стоит ли нам беспокоиться о том, что людей больше не волнует секс? Для по-настоящему страстных людей секс – стремление, переживание – всегда лучше, чем фильм, книга или игра. У сегодняшнего лузера три экрана компьютера и нет полового влечения.

Такие статьи подразумевают не только то, что секс – это нормально и замечательно, но и то, что секс – это главный источник приключений. Эту идею журналистка Рэйчел Хиллз называет «сексуальным мифом» в своей одноименной книге. Миф о сексе, являющийся продолжением принудительной сексуальности, состоит из двух частей. Одно очевидно: секс повсюду и все пропитано им, от текстов песен до телешоу и крупных планов накрашенных женских губ, которые сомкнулись вокруг бургера, а соус стекает по подбородку. Вторая часть – это вера в то, что «секс [является] чем-то особенным, самым значимым, источником более острых ощущений и более совершенного удовольствия, чем любая другая деятельность, которой занимаются люди»[26]. Отсутствие секса означает отсутствие удовольствия или способности получать удовольствие.

В результате любой, кто недостаточно сексуален или сексуален не так, как принято, подвергается дискриминации. Обозначение «асексуал» должно быть нейтральным по отношению к ценностям. Оно должно указывать не более чем на сексуальную ориентацию. Вместо этого асексуальность подразумевает множество других негативных ассоциаций: бесстрастность, закомплексованность, скука, робость, холодность, ханжество, фригидность, недостаток, слабость. Эти слова, особенно «слабость», асексуалы постоянно используют, чтобы описать, как их воспринимают и заставляют себя чувствовать.

Существование этих ассоциаций частично восходит к превращению секса в товар. Секс продается, а также облегчает продажу других вещей. Playboy Хью Хефнера, которому часто приписывают этот сдвиг, не просто показывал фотографии обнаженных женщин. Playboy представлял образ хорошей жизни, того, на что настоящие мужчины тратят свое время и деньги, в том числе на привлечение внимания красоток-моделей и оргии[27]. Когда секс является товаром, заниматься им и выставлять тело напоказ становится формой демонстративного потребления с целью показать, что мы не бесстрастны, не закомплексованы, не скучны и не холодны, а располагаем финансовым и социальным капиталом, позволяющим быть модными, веселыми, иметь высокий статус и мультиоргазмы.

Асы не подчиняются, поэтому нас отвергают и говорят, что наш опыт – это депрессия, заблуждение или детская невинность, и что мы не можем играть с большими детьми. Мы словно бракованное устройство с неисправной проводкой и лишены чего-то крайне важного для нормальной жизни.

* * *

Религиозный нарратив, который доминировал в жизни Хантера, убеждал подождать до брака, но всегда сопровождал простое светское послание: секс – это круто. Секс делает тебя крутым. Принудительная сексуальность подсказывала Хантеру, что он от природы похотлив. Культурное наследие Playboy и фильмов о взрослении, таких как «Американский пирог», еще больше убедили его в том, что секс поможет ему стать по-настоящему мужественным. «Когда я смотрел [ «Американский пирог»], это было похоже на: „О да, прежде он был неудачником, но потом стал героем фильма, а катализатором этого был секс“. Это то, чего я хотел, – говорит Хантер. – Я хотел секса на интеллектуальном уровне. Я хотел всего, что он должен был мне дать». Гетеросексуал, белый мужчина, образчик привилегированного слоя общества, Хантер тем не менее чувствовал огромное давление, мешавшее ему быть самим собой. Переплетение принудительной сексуальности с гендерными ожиданиями и религиозными догмами стало источником большей части его боли. Его вера была сильна, но не могла перечеркнуть идею о том, что настоящие мужчины сексуально агрессивны.

Опросы сообщества acов показывают, что женщины гораздо чаще идентифицируют себя как асексуалы, чем мужчины – около 63 процентов против 11 процентов, согласно последним данным[28], – отчасти потому, что асексуальность является более серьезным вызовом для мужских сексуальных стереотипов. Нас учат, что настоящие мужчины, заслуживающие уважения или статуса, должны переспать как можно с большим количеством женщин. (Женщины предпочитают обсуждать отношения и эмоции, в то время как разговоры мужчин в большей степени сфокусированы на сексе.)

В книге «Внутри греческого университета: братства, женские общества и погоня за удовольствием, властью и престижем» ученым из Университета Индианы Аланом Д. ДеСантисом приводится утрированный вариант этой динамики – модель мужской сексуальности. ДеСантис описывает членов братства, которые «придерживаются старой братской традиции „целоваться и рассказывать“ или, точнее говоря, „трахаться и хвастаться“», делясь своими завоеваниями, смеясь и поздравляя друг друга. Ритуал сплетен «продолжается еще десять минут, пока все грязное белье не будет разобрано», и мы узнаем, как пишет ДеСантис, что «для членов братства идеальная мужественность – это гиперсексуальность и беспорядочные гетеросексуальные связи»[29].

Многие мужчины не состоят в братствах, но описанный пример подтверждает опрос Исследовательского центра Пью за 2017 год, в котором отслеживалось отношение к мужественности и