случай липовый лосьон будет как раз к случаю. И никто не кинул в него камень, никто не сказал – да ты что, мол, обалдел насчет липового лосьона, – словечка не вымолвил, рожу не скривил, не занудил: да как это можно! Уж на что Аглай Трофимыч человек чуждых кровей, а и тот молча кивнул. А чего не кивнуть, ежели на борту никаких других напитков, кроме липового лосьона, способствующих исполнению штатного судового расписания, не было. К тому же, как я уже говорил, в определенных авторитетных кругах этот напиток числился в деликатесах. Не таких, конечно, как тройной одеколон, но тоже… Четверка по пятибалльной системе… И не говорите мне о водке, коньяке и «Агдаме». Они хороши, когда они есть. А когда их нет, так об чем и разговор. Так что Марусенька раскинула скатерть, поставила на нее флаконы с липовым лосьоном и метнула добытые на золотой пердонец молоко, сметану, творог. Потому что, как я выше говорил, после шести видов долмы – диета. И как-то всем сразу стало хорошо и дружески жить, потому что молочная диета сплачивает людей, включая Аглая Трофимыча и Клопа. Ну, и липовый лосьон в деле сплачивания народов тоже человек не последний.

И вот они отъели и отпили и прилегли на палубе отдохнуть по линии сиесты. И даже подремать. А чего? Несет их Харонь по своим водам, а вечный двигатель от течения отключился и отдыхает. Потому что вечный двигатель тоже человек, и ему тоже сиеста требуется. И всем хорошо и покойно…

Но вдруг по носу раздается гудок, который самым наглым образом вырывает наших плывунов из сиесты. Они, значит, поднимаются с палубы, вытирают вытекшую из уголков рта слюну и смотрят, кто это с носу им гудит, лыжню требует. А там – судно с бабой на носу. Наглой такой, вызывающей бабой! Особенно грудь наглая! И экипаж корвета стал раздумывать, кто это ихнюю сиесту прервал, кто это так нагло гудит, кто это грудастой бабой цивилизованный мир будоражит, сиесту прерывает на корню и в смущение вводит? А?! Я вас спрашиваю. Вот все это и транслировал на переднее судно Аглай Трофимыч по своему шкиперскому долгу. И уже готовился отдать приказ вечному двигателю и своим железным носом звездануть бабу промежду наглых грудей. Но Калика Переплывный прислонил ладонь к глазам козырьком (прообраз подзорной трубы) и остановил Аглая Трофимыча:

– Охолонь, мил человек Аглай Трофимыч, это, кажись, Садко, богатый гость… Его это корабль. Второй такой бабы ни у кого на кораблях нет. Уж на что Стенька Разин охальник, но и он себе такого срама не позволял. А Садко, как со дна моря-окияна вернулся, мозгом повернулся. И весь свой корабль в женских тонах уделал.

Ну, Аглай Трофимыч и охолонул – и даже позволил обабленному кораблю к корвету присобачиться. Чтобы узнать, что почем и по какому случаю гудеж и прочая суматоха на всю спокойную реку Харонь. И садковский корабль присовокупился к корвету. Живая дева с симбиозом ног с рыбьим хвостом перекинула с одного судна на другой трап, и на корвет сошел сам Садко – богатый гость. Сам из себя обыкновенный такой старикашка из бывших, одетый просто, но не без претензий. В парчовую ферязь, плисовые шаровары, красные сапоги от Армани и сиреневую кепку-восьмиклинку на небольшой аккуратной голове. Он сошел на корвет с раскинутыми объятьями всему экипажу «Вещего Олега», в которые и заключил поочередно всех, включая Нупидора. Смотрите, мол, какой я толерантный. А Марусеньку – «ах какую лапочку» – заключил весьма подробно, отчего та обмякла телом и прикрыла свои очи. К чему Нупидор отнесся без приязни. Совершенно необоснованно, потому что Марусенька – девица свободная, никем не ангажированная и имеет полное право обмякать, когда и от кого захочет. Тем не менее хлопнула Садко по рукам. Богатый-то он богатый, но – однако… Последним Садко – богатый гость объял Калику Переплывного, с которым имел старинную дружбу еще со стародавних времен. Когда они были молодыми и чушь прекрасную несли, когда фонтаны били голубые и розы красные цвели. И вот, когда обнимальный обряд был завершен, Аглай Трофимыч пригласил дорогого гостя к столу откушать и отпить чего Бог послал. Ну, вы знаете, я вам уже говорил, что особо Бог не расщедрился. Молочный продукт да липовый лосьон сельца Кудыкино. И как вежливый человек Аглай Трофимыч извинился за скудость Божьего послания. Но на то Садко и богатый гость, чтобы решить корешам своим ненаглядным, в особливости старинному другу своему Калике Переплывному, а также лапочке красной девице, другой пищей-едой потрафить.

– Сарынь на кичку! – кликнул он позаимствованным у Стеньки Разина кличем на свой корабль.

– Есть сарынь на кичку! – ответствовала девица с рыбьим хвостом. – Девки, сарынь на кичку! – крикнула она в глубь садковского корабля.

И в ответ из глуби садковского корабля вышли такие же девицы, неся разного сорта мясную и фруктово-овощную снедь. А рыбной составляющей не было, потому как после гостевания у морского царя Садко – богатый гость рыбной пищи не держал: все-таки родственная его морскому соратнику душа. Это все равно что родственников своего школьного друга есть. Не верильно как-то. Ну, и зелена вина тоже приволокли. А липовый лосьон на будущее приберегли. Мало ли что приспичит. Бессонница там, либо вегетососудистая дистония. Девицы расставили все это на палубе «Вещего Олега» и вильнули попками. Ах, эти попки! Так и просятся, чтобы по ним похлопать. Так все обитатели корвета и поступили: подошли сзади и похлопали. Ровно на цирковом батуте оказались. Только Марусенька не похлопала, потому что не мужчина, а лишь прошептала:

– Подумаешь, у меня попка ничуть не хуже.

– Это точно, красава, – шепотом согласился Нупидор и так похлопал Марусеньку по попке, что у нее дыхание перехватило и сердце сладко екнуло.

И вот на палубе корвета затеялся дружеский пир горой со свиданьицем, будем здоровы, чтоб мы всегда так жили, за реку Харонь, которая нас сроднила, за Отчизну, которая нас породила, и прочие лэхайм, бояре. То-то был весело, то-то хорошо. А когда тела сотрапезников едой и вином наполнились – души к интеллектуальному разговору устремились. А что, народ в палубном застолье собрался бывалый, разные виды видывал в жизни, разные жизни прожил, да и сейчас, дай нам всем Бог здоровья, жить продолжает. А то, что не виделись давно, так давно, что и не сосчитать, – так это же замечательный повод для задушевной беседы.

– Ну, мужики, господа хорошие, – зачал беседу Садко – богатый гость, – куда путь держите, по какой надобности по