про их физические данные, докурил свою подписанную дембельскую и парой предложений объяснил нам всё необходимое.

Рома здоровый, но не дерется, Жан раскачанный, но берет только весом, а вот Бек, невысокий и худой, машет руками аки вентилятор, прыгает как кузнечик и бьет точно в цель. Совсем как Пуля из еще неснятого «ДМБ». Все просто — Бек умел в бокс, являясь КМС до армии.

— Эвон чо да как, — согласились мы и отправились спать. С утра бежался первый кросс.

Я помер после второго. На Кубани кроме жары случаются воистину тропические ливни и именно такой довел меня до цугундера, то есть кашля, температуры под сорок и санчасти КМБ.

Когда Макс, санинструктор, отодрал мне мозоли на ногах, не пожалев йода для шлифовки, возвращаться в спецвзвод уже не хотелось. Было стыдно, не перед пацанами или спецами, а перед собой. Вот только селезёнка, ёкающая как у коня во время всех этих пробежек, говорила сама за себя.

Из всех наших со взвода остался только Старый. Старый, в свои 25 как-то залетевший в армию, подходил к делу серьезно. Бегал, отжимался, скакал бабочку в Купере, готовился надеть перчатки и выйти в круг.

Перед сдачей его отправили дать звездюлей кому-то из соседнего взвода. Выбрали ткнув пальцем, Старый зашел за ним в курилку у сортира и вышел оттуда без желания идти на сдачу. Не, звездюлей он накатил, возраст и здоровая злость сделали свое дело, но Олег вдруг передумал.

На следующий день пацаны бежали, сдавали Купера, четыре захода по десять подходов на четыре упражнения. Потом тех, кто оказался допущен до перчаток, по одному запускали в круг. Смотреть разрешалось всем, кто-то скалился над не прошедшими, кто-то охреневал от почти натурального избиения.

Спецы, отдать им должное, поддерживали всех, даже если только что самолично разбили кому-то нос. А потом в круг вышел Толик. Толя был чуть выше боксера Бека, ниже Жана где-то на голову и куда меньше в габаритах чем звероподобный старший разведчик Роман. У Толи имелась особенность — он закончил физкультурный факультет кубанского педа и преподавал экзотичное мордобитие сават.

После улетевшего в сторону Ромы в круг вышли Бек и Жан. Это им не помогло, а Толику хватило трех ударов ногами. Он остался в разведке.

Тогда, на сдаче, я болел за Маугли. Талгат, при своих метр-шестьдесят, если не меньше, ногой выбивал верхнюю дужку двухярусной кровати и спокойно садился в оба шпагата. Талгат мечтал о краповом берете, как у брата.

Он его получил. За Дагестан августа 99-го, без сдач, за пролитую кровь, свою и чужую, за ранение и за тот бой «Вятича», где пацаны оставили своих.

Но сидя на берегу Абинки мы этого не знали. И когда пришла очередь Талгата, то он прыгнул в ледяную кавказскую речушку. И, само собой, с:

— Спецназу — тэ!

Наколки-татушечки

Армия с татухами связаны навеки, ровно Болик и Лёлик, огурцы с помидорами или пельмени под водку. Почему именно так — сие тайна великая есть, но дела, уверен, и сейчас обстоят именно так. А уж в далеких девяностых, после испарившихся замполитов, Ленинских комнат да комсомола, партаки жили с нами постоянно.

Черепа в беретах, черепа с кинжалами, черепа с калашами, патрон, разрезанный пополам и оплетенный колючкой, кулаки с автоматами на фоне звезды, летучая мышь поверх земного шара, конечно же — группа крови, «кельтский» узор и латинско-немецкие утверждения типа готическим шрифтом. И, совершенно отдельно, на плечах, лопатках, груди и даже почти на всех прочих местах — скорпионы. Этих тараканов мог бить с закрытыми глазами, точно вам говорю.

Гелевые ручки дарили нам целый спектр необходимых цветов, пусть самыми важными были черный, красный и, изредка, зелёный. Самые упёртые, альбо упоротые, желали хардкора. Жжёнка, чёртова копоть от каблука, собранная на стекло и снятая лезвием, разбавлялась одеколоном. Желающим бодяжить это шайссе аутентичной мочой — шли лесом.

Мой дембель Вова, сумевший затащить меня на месяцок в клуб и потом покрутивший пальцем у виска в ответ на мое желание ехать в Дагестан, кое к чему приучил. К самой обычной канцелярской туши, желательно концентрированной, разбавляемой за-ради оттенков черного цвета и остававшейся чёрной даже спустя много-много времени. Это мне рассказали «Одноклассники» намного позже.

Но речь совершенно не о способах колоть партаки с татухами, речь о самих наколках, живших на коже личного состава нашего оперативно-бронекопытного полка.

Лёха, мой коллега-запах сташего возраста, гасившийся в армейке из-за шахер-махеров на гражданке, учился на ветеринара. Черт знает, имелись ли серьезные мутки за его плечами, и совершенно непонятно, как ветобразование связано с наколками, но Лёхе желалось жить хорошо. Собрав машинку из моторчика от плейера, черенка от ложки из алюминия, стержня и изоленты, Лёха решительно карабкался на вершину пищевой пирамиды 66 полка.

— Да ваще не вопрос, пацаны, — говорил Алексей и кивал навстречу пожеланиям старослужащих. — Надо только нарисовать, а это не ко мне.

Мне же, так уж вышло, мысль начать тренироваться колоть в голову не приходила. А вот рисовать — эт запросто. И не скрывать, понимаешь, своей тяги к данному виду искусства. — На КМБ есть Лис, — на платформе краснодарского вокзала процедил нам «дедушка», — он вам матку-то вывернет наружу.

Лисов в 3703 по факту водилось штук пять, но познакомиться вышло с тремя, с каждым в свою очередь. Лис с Ахтырей был здоровенным и совершенно ошалевшим от безнаказанности РМО-шником, всю службу проведшим между сопок, прячущих наш учебный центр, стрельбище и свинарники подсобного хозяйства.

— Художник, сможешь скорпиона? — спросил Лис, глядя на меня с одной стороны как и полагалось деду — с большим градусом охуевшести, а с другой, как-то по-детски, выжидательно. Совсем как на Деда Мороза, читая стишок под ёлкой.

— Попробую, — сказал я, совершенно не зная — как рисовать эту членистоногую дрянь. И взялся за свою любимую ручку «Корвина».

— Ништяк, — сказал Стёпа, представлявший меня как антрепренер боксёра, — красавчик.

— Шарит, — сказал Лис, любуясь в крохотное зеркало на остро-многоногого милашку с задранными хвостом, — а хвост вверх чего-то означает?

— Армейская наколка, — знающе сказал ветеринар Лёха, — не зоновский партак. Аккумулятор?

Аккумулятор сняли с рации. Лёха накинул провода и дело пошло. А мы со Стёпой ушли на поверку.

Следующим вечером Лис поймал меня в курилке. Почему-то явственно запахло свежими звездюлями, но Лис был пацаном чётким, полагая — косяк точно не мой.

— Ты глянь, — сопел Лис, — это ж не клешни, а ключи на двадцать два, еп…

Я б сказал, что на шестнадцать, но спорить не