Араб кого-то ждал, но делал это спокойно, на часы не поглядывал, не нервничал, головой не вертел. Двигались только глаза – темно-карие, с маслянистой поволокой, умные и внимательные. Волнение выдавал лишь рот – мужчина покусывал напряженные губы. Наконец он кого-то увидел. Потом заметили и его. Прохожий в сером костюме чуть заметно кивнул и пошел дальше, не оборачиваясь.

– Если араб хромает на левую ногу, значит, это он, – чуть слышно промолвил Карл.

Араб, выждав секунд десять, двинулся вслед за прохожим. Тут уж и Бунин затаил дыхание – нога в белоснежном носке чуть заметно волочилась, и именно левая, как предсказывал Карл.

– Он. Век воли не видать, – прошептал законный.

– Что будем делать? – Николай чувствовал, затевается нечто серьезное.

– Он меня знает, а тебя – нет, проследи за ними, – Карл подтолкнул Бунина, – быстрей в переход.

Николай, позабыв о трости, сбежал в переход. Расталкивая прохожих, взбежал по ступенькам до середины лестницы, а дальше пошел степенно. Успел он вовремя. Араб как раз миновал перекресток. Его чуть сутулая спина маячила впереди. Прохожий, с которым он обменялся кивками, двигался шагах в десяти впереди него. Бунин, чуть повернув голову, из-под очков глянул на противоположную сторону улицы. Карл исчез, растворился. Но парень знал, когда понадобится, законный материализуется буквально из воздуха.

Далеко идти не понадобилось. Пожилой прохожий с невыразительным лицом, похожий на партийного функционера времен Советского Союза, свернул к передвижному торговому киоску, стоявшему в простенке старого дома. Небольшой тент прикрывал неогороженную площадку с несколькими высокими столами. Ели и пили за ними стоя.

Прохожий извлек довольно увесистый кошелек. Такие Бунин называл «под евро», в него могла вместиться распрямленная сотня. От окошка незнакомец отошел с бутылкой пива и тарелкой золотистого жареного картофеля. У парня даже в горле запершило. Захотелось самому похрустеть и запить прохладным пенистым пивом.

Мужчина с невыразительным лицом поставил у своих ног под высоким столиком невзрачный пластиковый кейс. С такими раритетами в сегодняшние дни позволяют себе ходить по городу только провинциальные чиновники да клерки мелкого пошиба. У окошка павильона появился и араб. Он довольствовался чашкой кофе и бутербродом.

Дородная розовощекая продавщица, улыбаясь, налила напиток в пластиковую кружечку и подала бутерброд, предусмотрительно завернув его в розовую бумажную салфетку. Араб не сказал ни слова, кивнул в знак благодарности, так что не понять было, знает ли он по-русски. Держа в одной руке ненадежно хрустящую чашечку, прикрытую бутербродом, а в другой пухлый бумажник, остановился у столика, за которым попивал пиво мужчина с невыразительным лицом партфункционера.

– Разрешите? – сказал араб, и глаза его хитро блеснули.

– Конечно, – мужчина отодвинул одноразовую тарелку, освобождая место.

Бунин следил за ними, стоя неподалеку, облокотившись о парапет уличного ограждения, прислонив тросточку к подножию гигантского рекламного щита, на котором жизнерадостный малыш-блондин впивался белоснежными зубами во что-то непонятное. Во что именно, Николай понял, когда удосужился прочитать надпись, сделанную метровыми буквами: «Маца из Израиля!», после чего потерял к щиту всякий интерес.

Мужчины за высоким столиком не разговаривали, между ними лежали два абсолютно одинаковых бумажника. Бунин уже не сводил с них глаз, боясь пропустить самое важное. Араб преспокойно забросил чужой бумажник в карман, даже не поинтересовавшись, что там лежит внутри, при этом мужчина, стоявший напротив него, не выказал ни удивления, ни возмущения. Вместо этого он раскрыл бумажник, принадлежавший арабу, заглянул в него и, резко закрыв, тоже спрятал в карман, а потом кивнул. Араб подхватил чужой кейс и неторопливо зашагал к гостинице.

Бунин чуть повернул голову и заметил на противоположной стороне улицы Карла. Законный рассматривал витрину. Оттуда он, конечно, не мог заметить деталей происшедшего. Николай торопливо, насколько это позволяла ему роль слепого, спустился в переход. Карл встретил его наверху напряженным взглядом и выдохнул:

– Ну?..

– Черт его знает, что такое, – тихо проговорил Бунин, – араб портфель у мужика взял, а еще они лопатниками поменялись.

– О чем говорили?

– Молчали. Араб в гостиницу, кажется, вернулся, а второй мужик пока еще там.

Карл криво усмехнулся – Бунин не успел заметить, как мужчина покинул павильон.

– У него ж почти целая бутылка пива оставалась, не мог он ее так быстро допить.

Карл похлопал Николая по плечу.

– Вон он, видишь?

Бунин не сразу рассмотрел в толпе немного сутулую спину мужчины, тот шел поближе к домам, особо не спеша.

– Следопыт ты хренов. Но за лопатник тебе отдельное спасибо. Проследи, вернется ли араб в гостиницу, а я побежал.

Бунин видел Карла бегущим всего несколько раз в жизни, но даже это законному удавалось проделывать, не теряя собственного достоинства. Он перемещался легко и красиво, как дикий хищный зверь. Прыгая через ступеньки, Карл исчез в черной яме перехода.

На ходу Карл вытащил деньги, практически не останавливаясь, бросил купюру девушке, торговавшей цветами, и схватил огромный букет перестоявших пунцовых роз, усыпанных золотыми блестками.

– Подождите, я вам их заверну в бумагу. Сдачу заберите! – прокричала девушка в спину законному.

Но Карл не обернувшись, махнул рукой.

Он выскочил из перехода и помчался по улице, расталкивая прохожих. Через полквартала сбавил шаг. Наконец-то отыскал взглядом мужчину, обменявшегося с арабом лопатниками. Тот уже собирался перейти улицу, горел желтый сигнал светофора.

«Успею», – решил Карл.

Улицу и прилегающие к ней кварталы он знал как свои пять пальцев. Правда, в последнее время такие знания могли и подвести. Дома меняли владельцев, во многих арках поставили ворота с кодовыми замками, посадили охранников, но здесь проход, кажется, еще существовал. Во всяком случае, две недели назад Карл пользовался им.

Он свернул в боковую улицу, бегом промчался сквозь арку, пересек двор и выскочил на Тверскую из подворотни. Тот, за кем он охотился, успел пройти совсем немного. Законный не стал останавливаться. Держа перед собой букет, он побежал по улице. Обычно Карлу, чувствуя его напор, все уступали дорогу, но теперь он специально петлял между прохожими. Обежав молодую парочку с коляской, Карл наткнулся на мужчину с невыразительным лицом, чуть не сбив его с ног, и даже немного оцарапал шипами роз.

– Извините, простите, – заговаривал ему зубы, рассыпался в любезностях Карл, придержав пострадавшего.

Между ними колыхался огромный, густой, как приречные заросли, букет роз. Перестоявшие цветы уже начали источать мутный запах. Карл говорил, улыбаясь дурацкой, вежливой улыбкой.