Я долго сопротивлялся, прежде чем сесть за «Загадочное ночное убийство собаки», потому как мне прислали пятнадцать экземпляров этого романа. Мне его слали издатели, агенты, редакторы журналов и газет, и оттого я противился, вел себя резко и, можно даже сказать, капризно. Подобное усердие тех пятнадцати человек объясняется наличием у рассказчика синдрома Аспергера, относящегося к области аутизма, хотя этот синдром – прямая противоположность тому, от чего страдает мой сын. Рвение издателей я могу понять, но ведь книги, приходящие по почте, – это обычно искаженная и не очень приятная вариация на тему из жизни и работы человека, который реже всего хочет читать книги, имеющие отношение к его жизни и работе.

(На этой неделе мне прислали две рукописи с записками. В записках редакторы объясняли, что эти тексты очень напомнили им мои произведения. Как и многие другие писатели, я терпеть не могу свои произведения. Примерно так же я отношусь к своей стряпне. Отправляясь обедать в ресторан, я вряд ли стану заказывать свое фирменное блюдо – неоправданно дорогой кусок запеченного мяса, причем явно передержанный на огне и украшенный чем-то совершенно неуместным вроде консервированных персиков с гарниром из недоваренных безвкусных овощей, – и я не хочу читать ничего, что с равным успехом могло бы появиться в моем компьютере. Тексты, появляющиеся в моем компьютере, оказываются тем самым недоваренным, пережаренным блюдом, которое вы вряд ли захотите есть. Я был бы безумно рад получить книгу с кратким объяснением: «Это произведение не имеет ничего общего с вашими текстами. Но вы, с вашим вкусом и проницательностью, думаю, оцените его по достоинству». Такого мне никогда не пишут.)

Как бы то ни было, я в итоге сдался на милость Марка Хэддона и его книги, но лишь потому, что мне много раз хвалили роман как замечательное литературное произведение, а не как картинку из моей собственной жизни. Это третья книга об аутизме, прочитанная мной за последние три месяца, и во всех трех – в этой, в «Джордже и Сэме» Шарлотты Мур и «Даже не ошибаешься» Пола Коллинза – неизменно присутствовало описание классического теста, призванного доказать неспособность аутичных детей к теоретическому мышлению. Я процитирую краткий вывод Пола Коллинза:

У Салли и Анны есть коробка и корзинка. Салли кладет в корзинку шарик. Затем она выходит из комнаты. Пока Салли нет, Анна достает шарик из корзинки и перекладывает его в коробку. Где Салли станет искать свой шарик, когда вернется?

Если задать этот вопрос обычным детям, даже трехлетним, они ответят вам, что Салли станет искать шарик в корзинке. А вот аутичный ребенок скажет, что Салли должна заглянуть в коробку, поскольку при аутизме ребенок не может представить, как другие могут не знать того, что знает он, как они могут не чувствовать или не думать так, как чувствует и думает он. В «Загадочном ночном убийстве собаки» Кристофер пытается раскрыть загадочное убийство, а ведь из всех профессий, недоступных для аутистов, работа в ФБР – самая недоступная. Если вы совершенно неспособны представить себя на месте другого человека, то работа, требующая интуиции, умения предугадывать ход событий и понимания психологии, наверное, все же не для вас. В одном из эпизодов Кристофер, рассказчик, говорит о том тесте на теоретическое мышление и этот момент чуть не губит в остальном удачно выстроенный мир романа Хэддона. Кристофер вспоминает, как дал неправильный ответ, и добавляет: «На самом деле я просто был еще маленький и не понимал, что у остальных людей тоже есть свой ум. Я это задание посчитал тогда своего рода головоломкой, а если это головоломка, подумал я, то у нее обязательно должно быть решение».

«Посчитал своего рода головоломкой...» Погодите-ка: получается, любой ребенок, страдающий синдромом Аспергера, при желании может дать правильный ответ, так, что ли? То есть от основной причины синдрома – а по сути, самого синдрома – можно избавиться простым усилием воли? Хэддон вступает на очень зыбкую почву без должного, боюсь, понимания. «Загадочное ночное убийство собаки» – это увлекательный, интересный и трогательный роман, но если из истины вот так вьют веревки в угоду повествованию, то уместно ли называть такую книгу произведением искусства? Не знаю. Но это вопрос. К счастью, детективная составляющая сюжета к середине книги отходит на второй план, а один эпизод – когда Кристофер оказывается на запруженной людьми станции метро и безуспешно пытается сесть сначала в один поезд, потом во второй, потом в третий и так до бесконечноети – оставил незабываемые впечатления, все описано очень и очень точно.

В интернет-интервью Хэддон цитирует один резко отрицательный отзыв на его книгу с сайта Amazon.com: «Больше всего мне не понравилось, что Кристофер не выносит вымысла, хотя сама книга – это вымысел». На это автор замечает, что рецензент «по крайней мере часть проблемы слишком раздувает». Я с ним не соглашусь. Боюсь, этот рецензент из Интернета вообще мало на что способен. (Получается, нельзя написать о том, кто не умеет читать, а еще о том, кто не переносит бумагу, ведь книги – это бумага. Терпеть не могу этих рецензентов из Интернета. Даже тех, кто пишет положительные отзывы. Еще те придурки.) Но Хэддон был прав, если имел в виду, что читать такую книгу только ради того, чтобы найти там какие-то противоречия, – это забава для дураков. Если вам показалось, будто и я так ее прочитал, то извините. И потом, меня покоробило не мелкое противоречие, а вполне основательная мысль.

Эта тема возникает вновь в связи с блестящим романом Патрика Гамильтона «Наследие», где главный герой страдает каким-то видом шизофрении. Время от времени он словно отключается, хотя во время приступов остается в сознании. («Как будто занавес опустили»; «словно сильно высморкался, и окружающий мир вдруг потускнел»; «он словно смотрел кино, в котором резко пропал звук» – Джордж Боун плохо помнит, как с ним случаются приступы, и каждый раз пытается найти подходящее описание.) Естественно, все это в какой-то мере бессмысленно, ведь он не может вспомнить, что он делал во время приступов; он не может вспомнить, кто есть кто; у него в памяти задерживается ровно столько, сколько требуется Гамильтону для построения повествования. Да это и не принципиально, потому пишет он не о шизофрении. Он пишет об изможденном городе перед войной – дело происходит в Лондоне в 1939 году – и бесконечных пьяных выходках; при этом книга звучит свежо и, как ни удивительно, современно. Если помните, Гамильтона я хотел прочитать потому, что моя любимая – на данный момент – музыкальная группа выпускает альбом, названный по заглавию одного из его романов, и ежели такая причина откопать незаслуженно забытого писателя кажется вам смехотворной (и не имеющей ничего общего с литературой), то уж простите. Но я прочитал Гамильтона и очень этому рад. Спасибо, «Мара». Кстати, Джордж Боун одержим смешной и безудержной страстью к городку Мейденхед, в котором я вырос. Городок мой не так часто воспевали английские писатели (и это очень мудро с их стороны). А Джордж Боун уверен, что, когда он доберется до Мейденхеда, все станет хорошо. Ну, удачи тебе, Джордж!

«Правдивые записные книжки» Марка Зальцмана я купил пару месяцев назад, прочитав интервью с ним в «Беливере». Я начинаю с запозданием осознавать, что отбор книг по статьям в «Беливере», а потом написание о них колонки в том же «Беливере» (а я так пару раз уже делал) – это замкнутый круг. Наверное, вы захотите прочитать о книге, о которой не прочитали в одном из предыдущих номеров. В общем, как я и предполагал, прочитав интервью, книга оказалась более чем неплохой. Но, черт побери, какая же она грустная.