презрительное выражение лица, но, находясь в моем положении, это не просто, особенно учитывая то, что Андрей продолжает касаться меня, и не просто касаться, а именно так, как я люблю.

Поверить не могу в то, что он все еще помнит все мои чувствительные точки. Помнит, как заставить меня стонать и терять голову.

Я чувствую, как по всему моему телу проносится пульсирующая волна жара, концентрируясь в одной точке, и до боли прикусываю губу, надеясь, что это отрезвит меня, позволит взять себя в руки, но это не помогает.

— Для того, чтобы появились дети, нужно заниматься сексом. А тебя, если ты помнишь, почти никогда не бывало дома, — рычу я, и, когда он легонько прикусывает мочку моего уха, мой рык перерастает в новый стон.

Я слышу его тихий, бархатный смех, и он отзывается приятной вибрацией в каждой клеточке моего тела.

— И все же я находил время, чтобы сделать тебе приятно. Разве нет? — прежде чем его язык снова касается меня, его хриплый шепот заставляет все мое тело покрыться мурашками.

— Не… Не припомню такого, — выплевываю, не задумываясь, хотя он прекрасно понимает, что это ложь.

— Да? В таком случае, думаю, мне стоит освежить твою память…

Он опустился ниже, к моим ногам, и стал медленно, не сводя с меня потемневшего взгляда, освобождать их от тяжелых туфель. Когда его пальцы стали медленно, с чувством массировать мои ноги, я тихо застонала.

Это был всего лишь массаж ступней. Тот, что часто делали в салонах перед педикюром. Но ощущения… Ощущения были совсем другими.

То ли дело было в его взгляде, то ли в шумном, сбившемся дыхании, то ли во внезапно вспыхнувших воспоминаниях о нашем прошлом, но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла оторвать от него затуманенного взгляда.

В какой-то миг у меня пересохло во рту, и я поймала на себе его улыбку. Улыбку победителя. Это слегка отрезвило меня, подогрело мою злость, и я дернула ногой, собираясь ударить его, но он ловко увернулся от удара, в один миг прижавшись ко мне так, что я охнула.

Он хотел меня. Черт возьми, он хотел меня так сильно, что я боялась, что его джинсы просто лопнут, не выдержав напряжения. И, пусть я и не была готова этого признать, я хотела его так же сильно. Вопреки ненависти, вопреки всему, что между нами было, в какой-то миг я хотела, чтобы он коснулся меня, даже если потом я возненавижу саму себя.

Но Андрей не заходил дальше. Он играл со мной, как кот с мышью. Ему нравилось дразнить и мучить меня. Наверное моя реакция приносила ему больше удовольствия, чем сам процесс.

— И что мне с тобой делать, маленькая врушка?

— Для начала отпусти, — прошипела я, но он и не подумывал о том, чтобы расстегнуть наручники.

— Даже не знаю… — издевательски улыбнулся Андрей, — Мне больше нравится, когда ты лежишь подо мной вот так, возбужденная и беззащитная.

— Ты точно больной придурок! — с пылающими щеками отвечаю я, — Тебе лечиться нужно!

Он резко наклоняется ко мне, заставляя меня испуганно вздрогнуть и замереть, и моего уха касается его хриплый шепот:

— Может быть, но тебе это нравится.

— Ты совсем с головой не дружишь? — прорычала я, — Кому вообще может понравится, если его насильно пристегивают к кровати и целуют без его согласия?!

Отстранившись, он хохотнул.

— О, ты бы удивилась… Но, если честно, Аня, что-то я не заметил особого сопротивления с твоей стороны. Признайся, в глубине души ты этого хотела.

Злость накрывает меня новой ослепляющей волной, и я прожигаю его ненавистным взглядом.

— Единственное, чего я от тебя хочу, Громов, так это того, чтобы ты оставил меня в покое и навсегда исчез из моей жизни.

— Мы оба знаем, что это невозможно, Аня. Из-за твоей маленькой лжи, — с горькой улыбкой добавляет он, — И, прежде чем ты начнешь вешать мне лапшу про то, что она — не моя дочь, знай, что я буду добиваться анализа на отцовство через суд. Может ты мне и изменяла, но, в отличие от тебя, гены не лгут.

Я промолчала, боясь, что голос выдаст меня дрожью, но Андрей и так видел, что он прав. Видел это по моим глазам.

— Мы можем решить все по плохому. Привлечь юристов. Поднять шумиху. Мне ничего не стоит засудить тебя за то, что ты скрывала ее от меня столько лет… Или сделать все тихо, по-хорошему.

Я знаю, что он прав. Именно поэтому я надеялась, что правда никогда не всплывет.

Сжав кулаки, я медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь сдержать слезы. Не хотела, чтобы он снова видел меня слабой и жалкой, как раньше. И все же мои глаза заблестели.

— Чего ты хочешь? — тихо спрашиваю я со смесью страха и усталости.

— Думаю ты и сама знаешь. Наша дочь. Я хочу стать частью ее жизни. Это меньшее, что ты можешь для меня сделать, учитывая то, сколько лет ее жизни я уже пропустил по твоей вине.

Я вспыхнула, собираясь возразить, но только крепче сжала челюсти, понимая, что от этого будет только хуже. У меня нет другого выхода. У меня недостаточно связей и средств, чтобы бороться с кем-то вроде него.

— Хорошо, — сдаюсь я, и он хмыкает.

— Я не ослышался?

Я с ненавистью смотрю на него и едва не рычу:

— Я не буду повторять дважды. Хочешь быть частью жизни Алисы — хорошо. Я дам тебе такую возможность. Но взамен у меня будет условие…

— И какое же? — Андрей насмешливо выгибает бровь, и я отвечаю:

— Вот это. Наручники. Массаж. Укусы и поцелуи. То, что ты сделал. Ты отпустишь меня, и это больше никогда не повторится.

Какое-то время он молчит, задумчиво глядя на меня. Я понятия не имею о том, о чем он думает, и, если честно, не хочу этого знать, а затем он хмыкает:

— Уверена, что не пожалеешь об этом, Аня? — хрипло спрашивает он, нависая надо мной, и я шумно сглатываю. Мое сердце стучит так громко, что я даже слышу его, и я с ненавистью выдыхаю:

— Единственное, о чем я жалею, так это о том, что правда вообще вскрылась.

Андрей снова хмыкает, и в последний раз прикусывает мою мочку уха, заставляя меня дрожать от злости и желания.

— Маленькая врушка, — шепчет он, обжигая мое ухо горячим дыханием, а затем раздается тихий щелчок, и Андрей освобождает мои руки от наручников.

Я вскакиваю с кровати, нервно одергивая одежду и поправляя волосы, и ищу взглядом