Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зять хмыкнул, оценив шутку, однако непроизвольно натянул повыше ворот рубахи.
— Если честно, — заявил он с нарочитой серьезностью, — мы приехали, чтобы сэкономить на няньках. Последние четыре месяца дети не отпускали нас от себя ни на шаг. — Засмеявшись, Роджер поперхнулся слюной.
Я накрыла его руку своей и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ — правда, уже не так уверенно. Затем убрал руку и расстегнул рубашку, обнажая шею. После чего как следует прокашлялся.
— Не волнуйся, — сказала я. — Сейчас ты звучишь куда лучше, чем во время прошлого осмотра.
Так оно и было — к моему удивлению. Голос все еще срывался, сипел и хрипел, но теперь Роджер говорил без видимых усилий, и лицо его не искажалось мукой от необходимости открыть рот.
Я осторожно ощупала шею под челюстью. Он только что побрился; кожа была прохладной и немного влажной. Чувствовался легкий запах можжевелового мыла для бритья, которое я изготовила для мужа; видимо, Джейми принес его зятю сегодня утром. Меня тронул этот маленький знак гостеприимства — как и надежда в глазах пациента. Которую он тщетно пытался скрыть.
— Я встретил одного доктора, — прохрипел Роджер. — В Шотландии. Его звали Гектор Макьюэн. Он… один из нас.
Мои пальцы замерли одновременно с сердцем.
— То есть путешественник во времени?
Роджер кивнул.
— Чуть позже я непременно о нем расскажу. И о том, что он сделал.
— Сделал… с тобой? — уточнила я.
— Да. Но сначала — с Баком.
Я собиралась было спросить, что же случилось с Баком, однако Роджер вдруг пристально посмотрел мне в глаза и выпалил:
— Вы раньше не замечали исходящее от рук голубое свечение? Когда дотрагивались до пациентов?
Мои руки и шея покрылись мурашками — пришлось убрать пальцы с его шеи, чтобы унять дрожь.
— Нет, — настороженно ответила я. — Хотя мне доводилось это видеть. Однажды.
Тут же нахлынули воспоминания о полумраке лазарета «Обители ангелов», где я лежала на кровати, умирая от родильной горячки после выкидыша. Мастер Рэймонд коснулся моей руки, и кости вдруг засияли сквозь кожу голубым светом.
Поспешив отогнать жуткое видение, я заметила, что Роджер крепко сжимает мою ладонь.
— Простите, что напугал…
— Вовсе нет! — соврала я. — Просто удивилась. Столько лет прошло…
— А вот я тогда здорово струхнул, — признался он, отпуская мою руку. — До чертиков боялся говорить с Макьюэном после его манипуляций с сердцем Бака, хотя понимал, что должен. Помню, тронул доктора за плечо, когда шел за ним по тропинке. Он застыл на мгновение, а потом вдруг обернулся и приложил ладонь к моей груди. — Роджер невольно повторил жест. — И сказал те же слова, что говорил Баку: «Cognosco te». Это означает «Я тебя знаю», — пояснил зять в ответ на мой непонимающий взгляд. — На латыни.
— Он понял, кто ты, всего лишь прикоснувшись? — Меня охватило странное чувство, нечто среднее между страхом… и восхищением. Плечи и руки покрылись мурашками.
— Да. Однако сам я насчет Макьюэна не сразу догадался, — торопливо продолжил Роджер. — Хотя незадолго до того наблюдал за его работой и заметил, что произошло, стоило ему коснуться груди Бака, — после прохода сквозь камни у Уильяма случилось что-то вроде сердечного приступа.
— Бак приехал с тобой и Бри?
Роджер беспомощно отмахнулся.
— Нет. Это было… раньше. Так вот, Бак стал совсем плох, и приютившие нас люди послали за доктором — тем самым Гектором Макьюэном. Врач приложил ему к груди ладонь, сделал что-то, и я увидел — честное слово, Клэр, увидел собственными глазами! — слабое голубое свечение, исходящее от его пальцев.
— Иисус твою Рузвельт Христос!
— Точнее не скажешь! — рассмеялся зять. — Кроме меня, никто этого не заметил, — серьезно добавил он.
Я задумчиво терла ладонь, представляя описанную сцену.
— И что Бак? Полагаю, выжил? Раз ты спрашивал, не видели ли мы его.
Роджер помрачнел.
— Выжил. Во всяком случае, тогда. Но потом мы расстались, когда я встретился с Бри и детьми. В общем, это…
— …долгая история, — закончила я за него. — Давай отложим рассказ до того момента, как Джейми и Бри вернутся с охоты. А доктор Макьюэн — он ничего не сказал о голубом свечении?
Было странно произносить эти слова, хотя я прекрасно понимала, о чем речь; в ладонях ощущалось легкое покалывание, и я невольно бросила на них взгляд. Да нет, по-прежнему розовые.
Зять покачал головой.
— Нет. По крайней мере, не словами. Однако приложил ладонь к моему горлу. — Роджер коснулся неровного шрама от висельной петли. — И вдруг… что-то произошло, — тихо добавил он.
4
Женщины будут в ярости
— Зайдешь в гости, сестренка? — спросил Йен, неожиданно смутившись. — Может, Рэйчел уже вернулась. Я хотел бы вас познакомить.
— С радостью! — искренне улыбнулась Бри и вопросительно посмотрела на отца.
— Не мешало бы чуток передохнуть, — кивнул Джейми, вытирая вспотевшее лицо рукавом. — А если ты, племянничек, подоил коз, как тебя просила утром мать, — не откажусь от стаканчика молока.
Мужчины вдвоем несли на плече привязанную к толстой палке оленью шкуру — почти не поврежденную — с остатками мяса. Идти было тяжело: день выдался жаркий.
Кто-то из домочадцев уже вернулся в хижину среди осин. Дверь была распахнута; на веранде, в тени листвы, стояла небольшая прялка, а рядом с ней — стул с полной корзиной коричневых и серых пушистых клубков. Брианна предположила, что это чесаная мытая шерсть. Прядильщица, по-видимому, ушла в дом: оттуда доносились женские голоса, поющие что-то на гэльском. Пение через каждые пару тактов прерывалось взрывами хохота, после чего один чистый голос пел мелодию заново, а следом вступал второй, спотыкаясь на незнакомых словах. Затем вновь слышался смех.
Джейми улыбнулся.
— Дженни учит малышку Рэйчел Gàidhlig, — пояснил он, хотя все и так догадались. — Йен, давай положим это здесь. — Он кивнул в затененный участок под поваленным деревом. — Женщины будут в ярости, если мы притащим в дом мух.
В доме услышали их голоса: пение прекратилось, и из открытой двери выглянула голова.
— Йен! — Высокая и очень красивая темноволосая девушка выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, бросилась обнимать Йена. — Твои родственники вернулись! Ты уже знаешь?
— Знаю. — Он поцеловал ее в губы и добавил, оборачиваясь: — Познакомься с моей кузиной Брианной, mo ghràidh[20]. И с дядюшкой Джейми заодно.
Бри невольно заулыбалась при виде неподдельной любви молодых Мюрреев; на отцовском лице сияла такая же улыбка. Которая стала еще шире, стоило ему заметить на пороге дома хрупкую женщину с голеньким младенцем на руках, чуть