– Ты занимался танцами? – спросила она, когда он ее прогнул в очередной раз до самого пола.

– Да, с Танькой. Она мечтала стать танцовщицей, вот и тягала меня прицепом, – выдохнул он ей в ухо.

– И как давно это было?

– В девятых-десятых классах.

Прямо светский раут, на первом балу Наташи Ростовой! – подумалось ему.

– Вы вместе учились? – продолжала она между тем.

– И даже жили. Она моя сестра, – признался Кирсанов.

– О?!

– А что не похожи?

– Теперь определенно я вижу между вами фамильное сходство.

Ему плохо давались отвлеченные беседы на заданные темы, все мысли были плотскими и плоскими и легко читались на его лице. Танькой, так уж точно, вон какие рожи корчит ему, гиена! И он снова переключил свое внимание на партнершу по танцам, решив не реагировать на ужимки сестры.

***

Кирсанов окончательно понял, что пропал, когда ему пришлось буксировать Лику после дискотеки. Сначала все шло отлично, они отрывались по полной. Давненько он так от души не танцевал, да и она, похоже, тоже. Во всяком случае, без всякого жеманства заявила, что с ней такого не приключалось тысячу лет. Уж он-то научился распознавать в женщинах фальшь. Лика была искренна. На этот раз.

Он же весь вечер нес всякую чепуху, шутил, травил анекдоты и между делом ее подпаивал, так понемногу, незаметно для нее, преследуя свои коварные цели. Всем известно, что женщина в подпитии становится куда раскованней и сговорчивее. Подпаивал ее и забавлялся. Вот ведь женщины странный народ, то «я не пью», то пьет и глазом не моргает. Но забавлялся так недолго. Кирсанов и предположить не мог, что каких-то сто пятьдесят грамм хватит, чтобы она ушла в аут и перестала вообще моргать. Примерно столько Лика и выпила, после чего вознамерилась заснуть прямо за столом.

Тут уж Кирсанов сообразил, что перегнул палку, и дама, на самом деле, к спиртному не приучена, да было поздно. Рефлексы покинули пьяное тело, она сомлела за столом. Дружки ликовали так, что он чуть не взбесился от их подтруниваний. И тогда он плюнул на все и потащил ее в номер, причем, в буквальном смысле этого слова, ногами Лика перебирала через раз.

И вот они оказались на своем этаже. Кирсанов сжимал в объятиях вялую красавицу, понимая, что на этом развлечения закончены, дальше их ждет сон до утра. Но тут он вдруг вспомнил, что у нее в комнате перед ужином крутился какой-то урод, как знать, быть может, он опять вернулся. Сил на борьбу не было никаких, хоть он ей и обещал быть верным рыцарем и доблестным защитником. И тогда ему в голову пришла прекрасная мысль – оставить ее у себя. И он ничтоже сумняшеся заволок Лику в свой номер. Она особенно не возражала, потому что практически спала у него на руках. Аки заботливая мамочка, он ее раздел, разул. И Лика отрубилась окончательно, едва ее голова коснулась подушки. Кирсанов сел рядом и принялся ее разглядывать. Вот лежит женщина, которая весь день мозолила ему глаза, послала его к черту, свалилась на него с лестницы, врезалась в него в коридоре, огрела его своим лыжным ботинком по голове, отвесила пощечину в ответ на поцелуй. И все это всерьез. Она не играла и не пыталась поймать его в сети. Впервые в жизни его обманули инстинкты, и он принял за стерву, кого-то другого. Не удивительно, что он ошибся, таких, как она в его классификации не было. Это был неизвестная величина, которую только предстояло вычислить, раньше такие женщины на его жизненном пути не попадались.

Ее ресницы отбрасывали тень на щеки, тонкие ноздри слегка подрагивали во сне. Он протянул руку, откинул прядь волос с лица, провел по скуле, коснулся губ, она не отреагировала. Кто она вообще такая, зачем сюда притащилась и почему за нею охотятся какие-то странные типы? Но самая большая загадка, ему-то, зачем все эти непонятности?

Хотя, если честно, сейчас ему было не до размышлений. Не хотелось думать ни о чем: ни о странностях всего происходящего, ни о правилах морали и этики, ни о социальном статусе Лики, ни о своих зароках в отношении женского пола. Она – женщина. Он – мужчина. Она притягивает его, как магнит, так о чем тут думать? И он, наклонившись, осторожно ее поцеловал, боясь разбудить и желая этого одновременно.

– Макс, ложись, мне холодно, – невнятно прошептала она, сворачиваясь калачиком.

Макс! Вон оно как! Кирсанову стало противно, и он отстранился.

Макс – это, наверное, ее муж, которому никто не собирался изменять даже во сне. Какая верность и преданность! Вот пусть Макс ее и греет! Он – не Макс. Он – Денис. И не намерен выполнять ее просьбы.

Раздосадованный не на шутку, он подошел к бару и налил себе коньяка. «Арарат» был гораздо более резким, нежели «Хенесси», ну и черт с ним. Кирсанов глотнул и посмотрел на безмятежно спящую калачиком Лику. Эта маркиза ангелов разбудила бесов в его душе, задела его мужское достоинство. Он видел, как она на него поглядывала, он чувствовал, что ей было приятно с ним танцевать, ее тело было податливым и отвечало на малейший нажим. Волна желания опять окатила от паха до мозга. Черт возьми, подспудно, он рассчитывал на продолжение вечера, но, отнюдь, не такое! Или он ошибся? Нет, он не мог ошибиться, у него приличный опыт в отношениях с женщинами, он их насквозь видит и прекрасно умеет читать их мыслишки. Так что же здесь происходит?

Он наклонился и потряс ее легонько за плечо. Вдруг проснется? Лика сморщилась и застонала. И Кирсанов одернул руку, пока она снова не принялась звать своего мужа.

– Aquila non captat muscas! – пробормотал он и сделал приличный глоток огненного напитка, – Орел не ловит мух.

Кирсанов с неприязнью покосился на тело, свернувшееся в позе эмбриона на его кровати. Всем известно, что человек не животное и способен управлять своими инстинктами, но известно и другое, что, если есть возможность сходить налево так, чтобы не возникло семейных проблем, люди охотно сворачивают с пути истинного. А эта, видите ли, не желает. Она, видите ли, не такая, как все, распалял он себя. Она, видите ли, особенная – чистая и честная. А чего тогда танцевала, улыбалась и прогибалась? Играла. Вечная женская игра! Все они, стервы, одни в большей, другие в меньшей степени. Исключений не бывает.

Когда последняя маленькая бутылочка из бара подошла к концу, ему было все равно, как его обзовут в постели, хоть Жульбарсом. Он смертельно хотел спать, потому что накачался коньяком под завязку. Медленно раздевшись, он залез под одеяло. И уже плохо помнил, как туда же заползла Лика, пытаясь согреться.

Ничего более кошмарного, чем это свое пробуждение, Лика не могла припомнить. Разбудил ее сон, который не лез ни в какие рамки нормальных снов, снившихся ей обычно. Это был очень неприличный сон про Это. Иногда ей снились и такие, но те были более целомудреннее и менее откровенны. Но самое неприличное в нем было то, что Лика занималась любовью вовсе не со своим мужем Максом. Во сне она это прекрасно понимала, и прелюбодеяние ее не только не смущало, а даже очень нравилось. Да что там, приводило в восторг! Но даже во сне, разглядев его лицо, Лика была так шокирована, что решила проснуться от греха подальше. Она раскрыла глаза и чуть не завизжала.