– В вашем роду кто-нибудь еще похож на тебя? Из твоих братьев, сестер? Из детей Роллона?

– Ни один. Да и прадед мой рожал почему-то всё больше баб. А сын был единственный – Гийом по прозвищу Длинный Меч. Однако и он не вышел в отца. Замечу мимоходом, что у него была сестра… Впрочем, почему была? Она и сейчас жива, моя двоюродная бабка, проще – тётка, ведь я ее внучатый племянник. Любопытно, помнит ли она еще меня? Отец говорил, души во мне не чаяла, когда я был мал.

– Сколько же ей теперь может быть? И где она сейчас?

– Настоятельница какого-то женского монастыря, не помню названия. В миру ее звали Кадлин, ныне же она – мать Анна. А лет ей… – Можер подумал, – семьдесят, не больше.

– Тебе надо навестить ее, – посоветовал Людовик. – Представь, как она будет рада увидеть внучатого племянника.

– Как-нибудь при случае, – согласно кивнул Можер, – вот только узнаю у отца, где этот монастырь. Впрочем, спрошу у герцога франков, эта обитель в его владениях. Сестра Гуго много лет назад устроила это.

– Беатриса? – удивленно спросил Карл. – Герцогиня Верхней Лотарингии?

– Ну да, что ж тут удивительного, ведь мой отец дружит с герцогом, они часто встречаются.

– Удивительно то, что мы заговорили о сестре Гуго, ведь я послезавтра отправляюсь к ней.

– Какого черта, герцог! Что ты забыл в Верхней Лотарингии?

– Герцогиня нужна королю франков как посредница при заключении мира.

– Так ты хочешь заключить мир с империей? – обратился Можер к королю. Потом почесал в затылке: – Что-то мне не нравится это. Лучше все же самому быть сувереном, нежели отдать себя под власть другого.

– Под опеку, – поправил Карл.

– Королевство франков не нуждается в опеке германца. Как и Нормандия в опеке франка. Такой мне видится власть короля. Но коли уж ты так решил, государь… что ж, тебе виднее.

– Так нужно, Можер, – произнес король, – этого требует моя политика.

– Значит, нечего мне совать нос в это дело.

– Ты предпочитаешь другие занятия? – спросил Людовик. – Какие же?

– Любить женщин и убивать врагов! Это мне больше подходит. Во всяком случае, здесь не требуется ломать мозги.

– Как раз то, чего не хватает вашему посольству, дядя, – воскликнул Людовик. – Ум в соединении с силой – это ли не залог успеха вашего путешествия?

– Согласен составить мне компанию, граф? – спросил Карл. – По дороге вдоволь наболтаемся, и мне, ей-богу, не будет так скучно.

– И ты еще спрашиваешь, герцог! – вскричал Можер. – Я приехал сюда, чтобы помогать тебе. Какого черта мне торчать в этом городе, если ты отправляешься в путешествие? Ведь я и сам жуть как люблю странствовать. А это далеко?

– Мец. Чуть дальше Вердена. Мы быстро туда доберемся. Впрочем, торопиться не будем, в пути можно заночевать.

– Вот и прекрасно! – сказал король. – А мы с Вией будем терпеливо дожидаться вашего возвращения.

При этих словах Карл Лотарингский бросил на Можера испытующий взгляд. Тот даже и ухом не повел. Карл осторожно произнес:

– Признаться, граф, не думал, что ты останешься невозмутим.

Можер шевельнул плечом:

– А с чего бы мне подымать бурю? Ну-ка выкладывай, герцог.

– Да ведь она глаз с тебя не сводила. Или ты не заметил?

– Пусть себе таращится, это ее дело, – махнул рукой нормандец. – Мое время любить еще не пришло. Пока, должен признаться, я обуреваем лишь пороком, хоть и не служу Ваалу.

– А если она в тебя влюблена?

– Мой отец всегда говорит: в любви теряют рассудок. Не хотелось бы мне потерять то, чего у меня, ворчит мать, не слишком-то много. А когда я ее спрашиваю, она отвечает: «Бог дает человеку всего поровну, но уж если где-то переборщил, то в другом месте обязательно отымет». Отец по этому поводу приводит в пример дочерей Евы: вид спереди – выше пояса, и сзади… ниже спины.

Беседа закончилась дружным хохотом.

Через день утром, едва Людовик позавтракал, к нему вошла Вия.

– А, это ты, певунья? – сразу же оживился король. – Очень хорошо, что пришла. Я собирался сесть за Плутарха и подумал о тебе. Ты ведь говорила, что знакома с его сочинениями? Ну, что же молчишь?

– Государь, я пришла к вам…

– Так вот, – не слушая ее, продолжал король, – не разрешишь ли ты мои сомнения: сколько же подвигов совершил Тесей, во всем старавшийся подражать Гераклу? И каков, как думаешь, правдивый конец Ариадны? К тому же Плутарх утверждает, что их было две: одна старшая, другая младшая.

– Государь, – занятая совсем другими мыслями, вновь начала Вия, – вы, наверное, помните, как я приходила вчера вечером…

– Ну конечно, мы еще поспорили по поводу того, был ли Фемистокл[4] скуп, либо щедр?

– И вы, конечно, не забыли, о чем я спросила тогда?

– Когда я заметил твой потухший взгляд? На мой вопрос, не случилось ли с тобой чего-нибудь, ты ответила, что не можешь увидеться ни с Карлом Лотарингским, ни с его приятелем, хотя весь вечер разыскивала их по дворцу.

– И вы сказали тогда, что оба недавно от вас ушли, но утром придут снова…

– Я еще добавил, чтобы ты поторопилась, потому что я отправляю их с миссией мира в Верхнюю Лотарингию.

– И… что же? – в глазах Вии заиграл луч надежды. – Надеюсь, я успела?

– Напротив, ты опоздала.

Луч потух, ресницы опустились. Забывшись, Вия рухнула на скамью.

– Он… уже уехал? – негромко проговорила она. – Вместе с ним?

Людовик подошел, присел рядом.

– Кто «он»? О ком ты?

Она подняла взгляд; его омрачало облако грусти.

– Ах, ваше величество, разве так уж трудно догадаться?

Людовик улыбнулся, взял ее руки в свои. Луч солнца упал на его лицо. Чуть склонив голову и тоже улыбнувшись в ответ, Вия залюбовалась им.

– Он скоро вернется, – ласково сказал король. – Мец не так уж далеко. Но вот что я хочу спросить, Вия: уверена ли ты, что нравишься ему?

В ответ Вия пожала плечами. Улыбка предательски сползла с алых губ.

– Тебе придется немало потрудиться, – продолжал Людовик. – Такого завоевать совсем непросто. Однако на скорое и он скор, но охладевает еще быстрее, нежели загорается. Любовным же чарам этот великан не подвержен.

– Откуда вы об этом знаете, государь? – изумилась Вия. – Неужто он сам говорил?

– Ни слова, – мотнул головой король. – Но я догадываюсь. Что-то подсказывает мне.