— Такси, — выдохнул он, бешено, но слабо размахивая руками. Как ни странно, одно остановилось. — Само, — сказал он, — само.

— Самолет? — Шофер был в зловещих темных очках. — Аэровокзал? Кромвель-роуд? — Голова Хогга упала на грудь; таксист принял это за кивок. — Ладно, шеф. Прыгай. — И Хогг прыгнул. Скорее, упал.

Итак, они пытались двигаться на запад по Глостер-роуд, невзирая на оппозицию (предательскую и фривольную) встречного потока и сводивших на нет все усилия красных огней светофоров. Тут, думал Хогг, в квартире той самой женщины, для него начались настоящие бедствия. И теперь неизбежное происшествие гонит его (ну, не скажешь, что гонит) по той же самой длинной улице в бегство из мира не просто Весты, но и Уопеншо тоже. Да, у них один мир, одинаковый. Этот мир не для поэта. А правда ли, что есть мир для поэта? В любом случае, куда он думает ехать? Лучше сообразить. Не скажешь ведь: «Будьте любезны, какие у вас есть самолеты?» Вполне теперь успокоенный, охлажденный своими обидами, он вытащил из тайника пятифунтовые бумажки. Паспорт путешествовал в полной надежности над правым соском. Решительно, нет худа без добра. Это насчет паспортов. Жалко, что багажа никакого. Авиакомпании, думал он, наверняка относятся к багажу точно так, как отели. Все равно ведь вперед платишь, правда? Тем не менее, нельзя вызывать никаких подозрений. Газеты скоро раскричатся на улицах. Мужчина, отвечающий вот такому описанию. Может скрываться под вымышленным именем. Гонятся ли за ним? Он выглянул в заднее окно. Позади полным-полно машин, хотя ни из одной широковещательно не высовывались возбужденные руки и головы. Он уверен, все будет в порядке, с ним все будет в полном порядке. Он же не виновен, правда? Только вел себя, как виновный. Кто за него заступится? Никто. Нацелил заряженный пистолет на Шема Макнамару. Кроме того, если этот ужасный йод мертв, хорошо, что он мертв. У него было намерение, мотив и возможность.

Такси уже въезжало на эстакаду, ведущую к аэровокзалу, голому и кричащему, как какой-нибудь экспонат очень крупной промышленной выставки. Он расплатился с таксистом, дав совершенно незапоминающиеся чаевые. Шофер глянул на них с весьма умеренной кислотой. Вспомнит, просмотрев вечерние газеты? Угу, угу, я его подхватил у отеля. Вид подозрительный. Куда-то полетел. Хогг вошел в аэровокзал. Куда лететь, черт побери? И ему вдруг послышался голос Джона-испанца, который рассказывал о своем брате Билли Гомесе. В каком-то очень экзотическом баре тычет в людей ножом. Где ж это? Хогг имел путаное представление о мавританской империи: грязные люди в хламидах, казбы[47] с современной санитарией, теплый запах целиком пропитанных солнцем вещей, муэдзины, петушиные бои, темные, затаившиеся в щетине мужчины, волны, капризно плещущие в борта суденышек, полных контрабандных товаров. Хогг заметил мужчину в дождевике, который прикидывался читающим вечернюю газету у автомата страховой компании. Там новостей еще нет, только скоро появятся. Толпа народу взвешивала багаж. Хогг с ней смешался. Какой-то женатый мужчина распаковывал на полу чемодан, чуть не плача. Жена его сердилась.

— Надо было как следует прочитать. Ничего тебе нельзя поручить. Ну, твои вещи останутся, не мои.

— Откуда я знал, что на чартерный рейс нельзя с собой брать столько, сколько на обычный? — Он разложил на грязном полу костюм, упакованный в полиэтилен, словно труп. Хогг увидел за стойкой зевавшего служащего. Над ним неоновым египетским курсивом тянулась надпись: ПАНМЕД ЭРУЭЙЗ. Панмед. Значит, за Средиземным морем. Он подошел и вежливо сказал:

— В один конец до Марокко, пожалуйста. — Марокко наверняка где-то рядом со Средиземноморьем, или что-нибудь вроде того. Хогг увидел, как читатель газеты в дождевике взглянул на него. Без багажа, без переброшенного через руку пальто, мужчина очевидно в бегах.

— А? — Служащий перестал зевать. Молодой, рыжий, с очень широко, как у собаки, расставленными глазами. — В один конец? Один билет, вы хотите сказать?

— Точно. Для одного меня. Фактически, довольно срочно. — Не надо было говорить.

— Вы имеете в виду вот этот воздушный круиз? — уточнил молодой человек. — Это вы имеете в виду? Решили в последний момент, да? Не терпится? Надо уехать? — Он как бы репетировал отчет о происшедшем, а также вкладывал слова Хоггу в рот.

— Точно, — подтвердил Хогг. И добавил: — Конечно, не то чтобы надо уехать. Просто мысль показалась хорошей, и все.

— Чарли! — кликнул молодой служащий. И сообщил Хоггу: — Кажется, вам везет. Кто-то в последнюю минуту умер.

Хогг продемонстрировал потрясение известием о чьей-то внезапной смерти. Вышел мужчина по имени Чарли, худой, утомленный, в поношенном костюме, с металлическим значком ПАНМЕД на левом лацкане.

— Они даже не потрудились узнать, — пожаловался Чарли. — Одна пара везет какой-то сундук. Видно, некоторые и читать не умеют.

— Дело в том, — доложил рыжий молодой человек, — что у тебя там отказ, а вот этот вот джентльмен хочет место занять. По теплу стосковался. Не может дождаться вечернего рейса БЕА[48]. Правильно? — обратился он к Хоггу. Хогг очень энергично кивнул. Потом подумал: слишком энергично.

Чарли оглядел Хогга целиком, вроде бы не обратив особого внимания на барменские брюки.

— Ну, — сказал он, — по правде, не знаю. Вопрос в том, может ли он наличными заплатить.

— Я ничем другим не могу, — с определенной гордостью объявил Хогг. И серьезнейшим образом вытащил полную горсть. — Просто в Марокко хочу улететь, вот и все. Мне надо, — быстро импровизировал он, — там мать навестить. Понимаете, она болеет. Съела чего-то. Прямо после обеда телеграмма пришла. Очень срочно. — Очень срочно: наборщики уже завершают набор; Си-ай-ди[49] возьмет под наблюдение аэропорты.

На левой щеке Чарли сидела внушительная бородавка. Он крутил ее, как бы настраивая телеграфный аппарат. Ждал. Хогг сунул деньги обратно в брючный карман. Кажется, намек дошел. Чарли сказал:

— Ну, все зависит от того, куда именно в Марокко, правда? И быстро ли вы желаете туда добраться. Знаете, мы поздно вечером будем в Севилье, а в Марракеше лишь завтра к обеду. Это воздушный круиз, вот как. Если вам надо в Танжер, мы там будем только через две недели. Понимаете, летим на Канары.

— Марракеш вполне годится, — сказал Хогг. — Я имею в виду, там и есть моя мать.

— Ты другого никого не найдешь, Чарли, — вставил молодой рыжий служащий. — Этот место облюбовал и заплатит. Наличными. — Говорил он слишком откровенно, будто знал, что Хогг тайком бежит. — Автобус, — взглянул он на большие часы, — отойдет через десять минут.