улицу не только за снегом, но и хлебным пайком. Раньше она ходила вместе с бабушкой, отстаивая многочасовые очереди, но теперь, кроме нее, никто не может получить драгоценный кусочек. Бабушка умерла, Минька от слабости и голода совсем перестал двигаться. Как бы ни страшно ей было, но пустой желудок сжимался от боли, его словно грыз изнутри царапучий злой зверек. И Софа покорно просунула руки в рукава пальтишка, перелатанного из маминого полушубка, обмоталась бабушкиной шалью и, зажав карточки в кулаке, двинулась в далекий путь.

У нее не получилось даже дойти до многокилометровой человеческой толпы, что вытянулась вдоль разрушенных бомбежками домов. Она и понять ничего не успела.

Удар – и вот Софа уже лежит, больно ударившись о груду кирпичей, а от нее в сторону черных провалов разрушенных домов удаляется топот ног. Девочка только набрала воздуха, чтобы отчаянно расплакаться от боли и обиды, как ее обожгла страшная мысль: «Карточки!» Так и есть, коричневые бумажки вор выдернул из слабых детских пальцев, одним толчком опрокинул Софу на землю и бросился наутек. Они остались без хлеба на целый месяц! Они умрут от голода. От отчаяния голос у Софы совсем пропал, она с трудом встала с земли и, хромая, побрела обратно по знакомому маршруту. По свежим царапинам на лице от острых углов кирпичных обломков текли безмолвные горькие слезы. Они умрут! И так и не дождутся победы! Через сколько умрет Минька, один день, два, три? И она, Софа, тоже умрет. Когда Марк въедет на танке в город, он найдет только их крошечные тела в холодной квартире. От страха перед будущим она задыхалась, почти не видя дороги под ногами. Девочка даже не поняла, как оказалась перед своим домом и что к ней вернулся голос. Софа сначала тоненько заскулила, а потом перешла на протяжный звериный вой, полный ужаса перед близкой смертью.

– Софочка, что случилось? – Над головой прошелестел тихий голос. Их соседка по парадному, старуха-профессорша Матильда, закутанная в кучу одежек, словно капуста, склонилась над ревущей во все горло малышкой.

– Ка… ка… карточки… их… я… – У нее никак не получалось выкрикнуть страшную правду.

– Ты потеряла карточки хлебные? – ужаснулась соседка.

– У-у-у-украли-и-и-и… – завыла вновь Софа.

Соседка обняла девочку и погладила по голове:

– Не плачь, отдам тебе порцию Иришки, будем вместе ходить получать каждый день. Мне веселее, и тебе не так страшно.

– А Ира что будет кушать? – со всхлипом удивилась крошка.

Соседка подтянула к себе санки, покачала головой и горько улыбнулась:

– Иришка умерла, отмучилась моя ангелица. Вот отвезла ее на кладбище, к матери в могилку прикопали. Сейчас ей хорошо, больше нет ни холода, ни голода.

– Я тоже, тоже не хочу голода, – тоскливо выдала Софа.

Матильда ахнула, резко наклонилась, так что перед глазами у старухи все поплыло. Она крепко взяла тонкими птичьими ручками Софу за плечи:

– Ты будешь жить, поняла? Я не дам тебе умереть!

– А Минька? – Малышка кинула взгляд на черные проемы окон их детской, заколоченные досками крест-накрест.

– И Минька тоже! Я найду еду! Обещаю тебе! И ты пообещай мне, что будешь жить изо всех сил! Ты дождешься победы, дождешься, Софа! Ты такая отважная и сильная! Нас спасут, надо верить!

– О-о-обеща-аю, я обе-ещаю-ю-ю. – Девочка обвила худенькую шейку соседки и сонно припала к ней, не выдержав напряжения. Сквозь сон, пока Матильда с трудом поднимала ее, отдыхая на каждой ступеньке, она все шептала и шептала:

– Обещаю, я буду жить.

* * *

– Поздравляю с победой над врагом, товарищ лейтенант, – руку Соколову крепко пожимал усатый низенький майор, что принимал у него пленных.

По оживленному шоссе вереницей шли машины, сигналили грузовики, девушки-регулировщицы размахивали флажками, пропуская вперед то танки, то полуторки с ранеными. От вида бурлящей магистрали с идущим на север подкреплением у танкистов на душе потеплело, они высыпали наружу, облепили бронированные корпуса машин, любуясь на слаженное движение. Марк с восхищением любовался темноволосой кудрявой девушкой в огромной телогрейке и таких же огромных ватных штанах. Из-под широкой ушанки она дарила всем проезжающим искрящуюся жемчужную улыбку.

– Смотрите, – он не выдержал и пихнул в бок Омаева. – Так улыбается, что мне аж внутри щекотно.

– Боец, смирно! – с серьезным лицом отдал команду Руслан. – Равнение на командира отделения.

Молодой танкист растерянно закрутил головой, Омаев не выдержал и расплылся в улыбке.

– На девушек поменьше заглядывайся, а то проворонишь самое интересное. По приказу командира роты теперь я исполняю обязанности командира танкового отделения номер четыреста. Я – наводчик, ты – заряжающий, ну и мехвода нам дадут поопытнее. Твоего Савелия к бывалым ребятам посадят, чтобы приглядели за ним.

– Будем вместе служить! – просиял Тенкель от радостной новости.

Он и сам мучился вопросом, как же они будут дальше сражаться. В бою парнишка увидел, насколько их экипаж еще неопытен. От грохота взрывов их Т-34 метался по полю от одной цели к другой, не принося почти никакой пользы. Лишь благодаря своим хаотичным маневрам молодые танкисты смогли уйти из-под обстрела германских «тигров». Только надежда на удачу не является военной тактикой, поэтому Марк Тенкель понимал, что опытный Омаев поделится с ним премудростями танкового боя в реалиях настоящих столкновений с немцами.

– Будем! И начнем с подсчета снарядов. Давай полезай внутрь танка. Пока остановка, надо проверить остатки боеприпасов, аптечку, уровень горючего.

– Слушаюсь, товарищ командир! – с энтузиазмом сказал Марк и нырнул в глубину танка.

А Руслан перед тем, как последовать за ним, оглянулся еще раз на регулировщицу. Та словно почувствовала мужской взгляд, обернулась, встретилась глазами с младшим ефрейтором и широко улыбнулась. От ее искренней улыбки танкиста окатило теплом, в груди поднялось что-то такое радостное, живое, отчего парень расплылся в ответной улыбке.

Рота танков свернула на обочину, расположилась между двух холмов, чтобы передохнуть на коротком привале. Полевая кухня с дымящейся кашей в огромном котле уже подоспела. Танкисты успели даже разжечь небольшой костер, вскипятить ведро воды, чтобы соорудить горячий густой чай.

Руслан зачерпнул эмалированной кружкой золотистый напиток, булькнул в него два куска сахара и сделал глоток. Горячая сладкая жидкость проникла внутрь и растеклась по телу теплом. Он сразу вспомнил о девичьей улыбке, обернулся и снова встретился с веселым взглядом. Только губы, растянутые в улыбке, были серо-синими от холода. Регулировщица замерзла, стоя на одном месте, и торопливо притаптывала ногами о землю, будто убегая от мороза. Омаев бросился через потоки машин, прикрывая рукой горячую жидкость в кружке. Из кабины ему погрозил тяжелым кулаком водитель, но парень только задорно отмахнулся и смело шагнул на пятачок между