href="ch2-84.xhtml#id46" class="a">[84], а построенная на прямых линиях поверхность состоит из треугольников. Треугольники же все получают начало из двух треугольников, у которых обоих один угол прямой, а два острых: первый из треугольников в каждом остром угле содержит по (половинной) части прямого угла, разделенного сторонами равными; а другой отделяет им неравными сторонами части неравные. Идя, по необходимости, путем вероятного, в этом предполагаем мы начало огня и прочих тел; а начала еще выше этих знает Бог, да разве тот из людей, кто ему близок. Надо нам рассудить, как могли возникнуть эти прекраснейшие четыре тела, которые хотя и не подобны друг другу, могут однако ж, разрешаясь, происходить одно из другого. Ведь если мы будем знать правду относительно рождения земли и огня, равно как стихий, занимающих, по пропорции, средние между ними места; то тогда уже никому не уступим, чтобы какие-либо видимые тела были прекраснее их, в том смысле, что каждое представляет особый род[85]. Так надобно постараться составить эти четыре рода тел, отличающиеся своею красотою, чтобы затем объявить, что мы достаточно поняли их природу. – Из тех двух треугольников, равнобедренному дана одна природа, а удлинненному – бесконечное множество. Так из этого множества, – если хотим начать как следует, – надо предварительно избрать самое прекрасное. Но кто мог бы избрать и назвать для состава стихий что-нибудь более прекрасное, тот покорит нас себе не как враг, а как сильный друг[86]. Мы из многих треугольников[87], минуя прочие, полагаем как самый прекрасный один, из которого равносторонний составился сам третий[88]. Почему, – это было бы долго объяснять; но кто нас опровергнет и обличит, что это не так, награда тому будет в нашей дружбе. Так пусть же у нас избраны два треугольника, как формы, из которых слагаются тело огня и тела прочих стихий, один – равнобедренный, другой – тот, у которого квадрат большей стороны всегда втрое больше квадрата меньшей. Теперь надобно раскрыть точнее то, что прежде высказывалось неопределенно. Вследствие неправильного представления о стихиях, нам именно казалось, будто эти четыре рода рождаются всяким образом один из другого и один через другой. Но ведь из треугольников, которые мы отличили, происходят (также) четыре рода[89], и именно три – из одного, имеющего стороны неравные, четвертый же один слагается из треугольника равнобедренного. Все они таким образом не могут разрешаться один на другой, обращаясь из многих малых величин в немногие большие, и наоборот, – а три могут; ибо все эти, по природе, произошли из одного (треугольника). Ведь по разрешении бо́льших величин, из них составится множество малых, которые принимают свойственные им формы; но как скоро это множество малых распределится опять по треугольникам, то известное число последних, нужное для известной массы, может образовать один большой вид, уже иной против прежнего природы. Так это всё – по вопросу о взаимном рождении. Затем следует объяснить, каким каждый из них становится видом и из стечения каких чисел. Вперед пойдет у нас первый и наименее сложный вид: стихиею ему служит треугольник, которого гипотенуза вдвое длиннее его меньшей стороны. Если два таких треугольника будут сложены вместе по гипотенузе, и это повторено будет три раза, так чтобы гипотенузы и меньшие их стороны сходились в той же точке, как в центре; то отсюда произойдет один равносторонний треугольник, состоящий, по числу, из шести тех треугольников[90]. А четыре равносторонних треугольника, соединенные тремя углами поверхности, образуют один угол телесный, который, по размеру, занимает место вслед за самым тупым из углов поверхности[91]. Чрез образование четырех таких углов составился первый телесный вид, по всей своей сфере делящийся на равные и подобные части. Второй за тем происходит из тех же равносторонних треугольников, когда они соединяются в числе восьми, образуя один телесный угол из четырех углов поверхности; и шестью такими углами заканчивается образование второго тела. Третий является из состава дважды-шестидесяти основных треугольников[92], да двенадцати телесных углов, из которых каждый замыкается пятью плоскими равносторонними треугольниками, причем виду этому служат основанием равносторонние треугольники в числе двадцати. И дав рождение этим телам, один из основных треугольников на том покончил; равнобедренный же произвел природу четвертого вида. Для сего он сложился в числе четырех, свел к центру прямые углы и образовал один равносторонний четвероугольник; а соединенные между собою шесть таких четвероугольников составили восемь телесных углов, причем каждый угол образовался чрез соединение трех прямых поверхностных. Фигура составившегося таким образом тела вышла кубической, которая имеет в основании шесть четвероугольных равносторонних поверхностей. Но так как оставалось еще одно – пятое соединение, то Бог употребил его для очертания вселенной[93].

Если бы кто, соображая всё это внимательно, был в недоумении, принимать ли беспредельное или определенное число миров, то решение в пользу беспредельного числа миров признал бы за приговор невежества действительно беспредельного[94] – в отношении вещей, которые должно знать; но надо ли принимать один или пять действительно существующих миров, – на этот счет всякий имел бы более права усомниться. На наш взгляд, оказывается, что, по условиям вероятия, естественно должен быть один мир; но кто-нибудь другой, ввиду других оснований, может полагать иначе. Впрочем, этот вопрос надо оставить – теперь открытые нашим исследованием роды мы разделим на огонь, землю, воду и воздух.

Земле предоставим мы вид кубический, потому что земля, из четырех родов, всех более неподвижна, и между телами – самое пластическое[95]; а такие именно свойства необходимо представляет тело, имеющее наиболее твердые основания. Но между основаниями, которые слагаются из предположенных вначале треугольников, естественно тверже то, в котором эти треугольники равносторонние, против того, в котором неравносторонние; да и составленная из того и другого равносторонняя поверхность, как в частях, так и в целом, выходит непременно устойчивее при четырех сторонах, нежели при трех. Поэтому мы соблюдем условия вероятия, если этот вид предоставим на долю земли, воде назначим вид самый неудобоподвижный из остальных, самый удобоподвижный – огню, а средний между этими – воздуху; самое малое тело по объему усвоим огню, самое большое – воде, а среднее – воздуху; также, самое острое – огню, второе по остроте – воздуху и третье – воде. Это сводится к тому, что вид, имеющий всего менее оснований, как самый резкий и по всем направлениям самый острый из всех, необходимо должен быть по природе и самый удобоподвижный, да и самый легкий, так как состоит из наименьшего числа тех частей; второй должен по этим свойствам быть вторым,