— Скажу. Я взяла чужую вещь, мне намекнули, что ее надо оставить на священном дереве, на перевали, а когда я этого не сделала, за нами послали этих людей.

— Люда, ты понимаешь, что если бы еще пару минут, и мы бы уже никуда не уехали, и, наверное, нас бы там прикопали возле священного дерева. Может быть стоит отдать то, что не твое. Вон видишь, еще одно дерево с ленточками. Свернуть к нему?

— Нет! — девушка неожиданно взвизгнула: — Не смей!

Я нажал на тормоза, свернул на обочину и остановил машину.

— Люда, или ты сейчас объяснишь мне, что с тобой происходит, или я к ебеням сорву с тебя эту ленту и сам повяжу ее на это чертово дерево. Если надо, я тебя замотаю скотчем и дальше ты поедешь в багажнике.

— А пупок не развяжется? — мне в глаза смотрела не моя жена, не та женщина, которую я взял в жены и с которой готов был пройти оставшийся мне жизненный путь. Мне в глаза уставились две черные от ненависти точки, я хотел вымолвить слова примирения, но не смог, почувствовал, что язык не шевелится, а где-то, в груди, в сторону сердца, скользнул ледяной червячок, на пути которого все умирало.

В это время на заднем сидении горестно взвыл Никсон и сунув морду между нашими лицами, кинулся с остервенением вылизывать нас.

— Фу, фу! Никсон, прекрати! — прежняя Люда, отплевываясь, отталкивала от своего лица собачью морду. Справившись с этой задачей, она вытерла тщательно вытерла лицо носовым платком, намоченным водой из бутылки с минералкой, после чего повернулась ко мне и спросила, как ни в чем не бывало: — Коля, а что мы стоим?

— Мы стоим, потому что минуту назад ты чуть не убила меня. Если это была не ты, то значит у меня большие проблемы с сердцем, и я в любой момент могу умереть. Во всяком случае у меня такое ощущение. В таком состоянии я вести машину не могу, вдруг умру за рулем, и вы разобьетесь.

— Ты что такое говоришь? — девушка отреагировала на мои слова, как обычная женщина, схватила меня за руку, пытаясь нащупать пульс и вглядываясь в мое лицо, после чего, посидев с минуту, посчитав сердечный ритм, спросила: — Где у нас аптечка?

— Люда, не переигрывай. Тут аптечка не поможет.

— Ну как не поможет? Там же должен быть нитроглицерин или валидол?

— Милая, давай вопрос с аптечкой оставим в сторону и вспомним то, что ты говорила и делала за последние пару минут, когда я тебя попросил оставить чужую вещь вон на том дереве.

Жена на секунду задумалась, после чего немного побледнела и растеряно посмотрела на меня.

— Вспомнила? Когда ты сказал, что у меня может развязаться пупок, я почувствовал, что у меня что-то потустороннее, холодное, как ледышка, пробирается от горла к сердцу, замораживая все на своем пути. Остановилось оно вот здесь. — я ткнул пальцем себе в грудь: — И если бы Никсон не бросился тебе лицо лизать, я не уверен, что эта штука остановилась бы. И я не уверен, что это вообще была ты.

— Тебе показалось, это я, просто я перенервничала в последнее время.

— Люда, вообще, что происходит? Я вижу, что ты меняешься, вижу, что это либо не ты, либо ты себя вообще не контролируешь.

— Я тебе обещаю, что такого больше не будет. Наверное, у меня что-то проявляется жесткое, но ты меня пойми — я без этой ленточки была как слепая курица. Тыкалась-тыкалась куда-то, наощупь. Что-то чувствовала, но не понимала, что это. А теперь я старые книги читаю, на языке, которому тысяча или две тысячи лет. Эту письменность, наверное, в нашей стране, знают от силы десяток человек. Понимаешь? Считай, что я кандидатскую диссертацию написала по этому наречию. Молчи — это шутка неудачная! — Люда улыбаясь, как в прошлой жизни, замкнула мои губы тонким пальчиком: — Просто все эти заклинания заучивать очень долго, но я каждый день продвигаюсь вперед. Мне, чтобы изучить и закрепить эти две книги, еще полгода нужно, не меньше. Если я ленту сейчас здесь оставлю, то у меня ничего не получится, я этого себе никогда не прощу. Я сейчас пойду, попробую договорится, чтобы нас пока не трогали. А через полгода я все верну…

— С кем договориться? — я завертел головой, испугавшись, что нас настигла погоня.

— С ними…- Люда махнула рукой в сторону дерева с лентами, после чего вышла из машины и не торопясь, стала спускаться по склону.

Вернулась она минут через десять, шла очень быстро, тревожна глядя в сторону, откуда мы приехали. Сев в машину, излишне громко хлопнула дверью и попросила:

— Коля, поехали быстрее отсюда.

— Не договорились?

— Нет. Поехали, а? — девушка посмотрела на меня жалобно.

— Сейчас поедем. Хочу только тебе одно сказать. Ты не способна к быстрой защите на короткой дистанции…

— Как это не спо…- я подловил Люду, тренировался, пока она гуляла до местной растительности и теперь черные ножны шведского «хозяйственного» ножа, который секунду назад был в кармашке моей двери, дрожали в трех миллиметрах от подбородка моей жены. Я убедился, что, внезапно замолчавшая благоверная, оценила быстроту атаки и опасность для ее горла.

— Ты поняла, если бы на ноже не было ножен я легко бы ткнул тебя по горлу. Когда ты полчаса назад меня чуть не угробила, ты несколько секунд что-то бормотала и пальцами шевелила. Если бы я хотел, я бы успел тебя ударить, а истекая кровью не сильно то поколдуешь. Так что, не знаю, что ты собираешься изучать эти полгода, но я тебе настоятельно рекомендую заняться первым делом этим вопросом.

— Я тебя услышала. — в тоне жены было…предостережение, наверное.

— Ты опять начинаешь? — я скосил взгляд на свою пассажирку: — Только что обещала, что будешь себя контролировать, а через пять минут, в ответ на мою заботу зубами лязгаешь. Ладно, говори, куда ехать?

— На надо поскорее покинуть места, где такие деревья растут. — жена кивнула в сторону дерева «дружбы и любви».

— Понятно, значить на север.

Мы проскочили до Красноярска свободно и очень быстро. Погони за нашей спиной больше не видели, а препятствия куда-то исчезли. Не доезжая двадцать километров до Красноярска к нам наперерез, от патрульной