class="p1">— А что мне за это будет? — спросил папа слегка прищуриваясь, так что Арди сразу понял, что тот не серьезно.

Когда отец прищуривался, то это был верный знак, что над мальчиком сейчас начнут подшучивать.

— Я не скажу дедушке, что утром именно ты намазал его трость маслом, из-за чего дедушка и упал.

Отец пару раз молча моргнул.

— Так это был ты, Ардан! — воскликнул он, едва не роняя палочку. — Ты же души не чаешь в этом, — папа поперхнулся, явно задержав на языке какое-то другое слово. — старике! А я-то думал, что забыл убраться после того, как смазывал карабин.

Арди отвернулся.

Он любил дедушку.

Но…

— Он назвал тебя слизняком, — прошептал мальчик. — Гута говорит, что так оскорбляют трусов. А Шали говорит, что худшее, что может случиться с охотником — он станет трусом. Скасти, конечно, спорит, но мне кажется — Шали права.

Отец посмотрел на него строго, но… тепло. В этом они с дедушкой были похожи. Оба как два больших камина. Ярко светившие уютом и теплом, но иногда, изредка, кашлявшие неприятным дымом.

— Ты нас подслушивал? — спросил отец, слегка напрягая желваки.

Признак «строгости».

— Вы просто очень громко разговаривали, — уклончиво ответил мальчик, стараясь не смотреть в глаза отцу.

Папа вздохнул и слегка щелкнул Арди по носу. Не сильно. Но ощутимо.

— На тебя плохо влияет эта белка, Ардан.

— Скасти тут… — мальчик уже хотел встать на защиту бельчонка, который целое утро сыпал комплиментами Арди за его идею с тростью. Как внезапно замолчал.

Отец никогда не верил, как, собственно, и мама, что деревянные фигурки могли разговаривать. Так что откуда знать отцу, что именно Скасти учил Арди, как можно соврать, не говоря при этом ни слова лжи. Бельчонок еще рассказывал, что это знание ему досталась от « сидхе с очень убедительной грудью».

Разумеется, кто такая «сидхе» и как грудь может быть — убедительной — Арди не знал.

— Откуда…

— В детстве и у меня были игрушки, Ардан, — отец отложил веточку и прислонился спиной к стоявшей рядом иве.

Ветвями, словно волосами, она ласкала гладь журчащего ручья. Арди часто приходил сюда полюбоваться тем, как непредсказуемо танцуют её листья в воде. А зимой — они драгоценными камнями сияли под коркой льда.

Папа похлопал себя по бедру и Арди, отложив веточку, с радостью уселся на широченную ногу отца. Даже шире, чем скамейка. Та самая, что они сколотили с дедушкой в березовой роще.

Мальчик прислонился спиной к груди отца и расслабился настолько, что почти заснул. Он чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Ничего не боялся и ни о чем не переживал. Папа был рядом. Все было хорошо…

— А почему тогда ты всегда говорил мне, что это неправда? — спросил Арди без тени обиды или негодования в голосе. Ему просто было любопытно. Как и всегда. — Что мои игрушки не могут со мной разговаривать.

Он повернулся посмотреть на отца и тот, крепко обняв ребенка, улыбнулся.

— Потому что они не могут, — ответил папа и мальчик вновь прислонился к груди. — С тобой говорят не игрушки, Ардан. А те, кого дедушка позвал, чтобы они присматривали за тобой.

— Позвал дедушка?

Отец промолчал, а Арди вновь почувствовал, как вопросы начинают подбираться к его ушам. Он даже думал прикрыть их, чтобы не посыпались наружу. Дурацкое ощущение, которое преследовало его с устремленностью почуявшего кровь волка.

— Когда-то и мне… мой дедушка делал такие игрушки, — прошептал отец. — И когда пришло время я… отправился к своему учителю. Шесть лет я ходил, как ходил он. Говорил, как говорил он. Думал, как думал он. И жил, как жил он. А когда пришло время возвращаться обратно, то я… не сразу вспомнил, кто я такой.

Папа замолчал. А Арди, приложив ладонь к груди отца, почувствовал то, что чувствовал, когда по ранней весне касался кромки льда. Еще крепкий, но готовый вот-вот треснуть.

— Как ты смог вспомнить? — спросил мальчик.

Он не знал, была ли это придуманная история, как у дедушки, или папа действительно что-то рассказывал ему о своем прошлом. Прошлом, о котором Арди почти ничего не знал.

— Меня позвала моя мама, Ардан, — чуть дрожащим голосом произнес отец и прижал Арди еще крепче. Так, что стало даже немного больно, но мальчик не показал виду. Он чувствовал, что его отцу было куда больнее, чем ему. — Но я не успел прийти. Не успел вернуться, сын. Люди из долины меня опередили.

— Они… обидели бабушку? — недоумевал мальчик. — Обидели так, что ей пришлось уйти?

Отец кивнул.

— И куда она ушла?

— Очень далеко, Ардан. Очень далеко… — глаза отца напоминали бегущий рядом с ними ручей. По их поверхности тоже шла едва заметная рябь. — Но не вини людей, сын. Они пришли не из-за злобы или алчности. А из-за страха.

— И кто их напугал?

Отец посмотрел на него. Так же, как прошлым вечером на Арди смотрел барс Эргар. Посмотрел куда-то внутрь. Под кожу. Под кости.

— Мы, — коротко ответил папа.

— Мы? — мальчик окончательно перестал понимать, что ему говорят. — Но как мы можем кого-то напугать, если даже не спускаемся с горы⁈

Отец отвернулся и его взгляд, казалось бы, устремился куда-то к дальним пикам старой Алькады. Но Арди чувствовал, так же ясно, как чувствовал бриз, оглашавший окрестности о скором приходе зимы, что взгляд этот смотрел даже еще дальше.

— Когда-то нас было больше, сын. Намного больше.

— Намного больше? — нахмурился мальчик. — Шесть… нет, десять⁈

Отец покачал головой.

— Если взять эти десять и прибавить еще много раз по десять, то все равно — будет мало.

Ничего себе! Сколько же это тогда! И куда все подевались? Почему мальчик был вынужден один бродить по горе и играть с деревянными игрушками, а не другими детьми?

— Они все ушли, да? — тихо прошептал Арди. — Ушли туда же, куда и бабушка?

На этот раз папа утвердительно кивнул и опустил подбородок на макушку мальчика.

— Если вдруг, Ардан, когда-нибудь, — отец слегка отстранился, а потом снял с шеи тонкую кожаную полоску. К нему был привязан длинный, белый клык. Развязав узел и сделав длину ремешка намного меньше, папа повесил клык на шею мальчика. — когда-нибудь я