Зашла новая консьержка, Людмила Ивановна (Рая отпросилась на два дня).

А мы как раз говорили об Америке.

– Давай поедем в Нью-Йорк? – предложила я маме.

– Так ведь это даже не столица! – воскликнула Ивановна.

– Ну да, глухая провинция, – парировала мама.

– Типа Чердаяка, – сказала я. Гнилая Нога в переводе.

– С какого языка?

– С английского, – не моргнув глазом, сказала мама.

– А что такое в переводе Нью-Йорк? – наивно осведомилась Ивановна.

– Здоровая Нога, – мгновенно отреагировала мама.

– Они что, города-побратимы? – спросила Ивановна.

– Типа того, – сказала мама.

– Надо было назвать наоборот, – задумчиво произнесла Ивановна.

– Нью-Йорк – Чердаяком?

– Ну да. А Чердаяк – Нью-Йорком.

– Так щас вопрос как раз решается, – не моргнув глазом, сказала мама. – О переименовании. Нью-Йорк назовут Чердаяком, а Чердаяк – Нью-Йорком.

После ухода Ивановны мама сказала задумчиво:

– Все-таки в Нью-Йорке мне страшно будет: слишком он огромный и все такое.

– Ну да, не Чердаяк все-таки. И культурная жизнь там разнообразнее все-таки.

– В Чердаяке тоже была культурная жизнь: кинотеатр типа сарай и по субботам танцы в местном клубе.

– Понятно, ты там была самая красивая девушка. И на танцах все мазурки были разобраны заранее. Когда я сказала одному своему приятелю, что мама у меня была первая красавица в городе, он, у которого мама была первой красавицей Москвы, спросил: «А город был большой?»

– Я была первой красавицей не Чердаяка, а Кентау.

– Но не Нью-Йорка же!

– Какая разница! Они же побратимы!

– Нью-Йорк побратим с Чердаяком, а не с Кентау.

– Ах да, я забыла, извини. Зато ты была первой красавицей в нашем подъезде.

– Ну да, это старая уже байка, мама, баян. В подъезде, где средний возраст проживающих был 80. Твоя взяла. Сдаюсь.

На вечеринке в честь закрытия Минского кинофестиваля меня познакомили с молодым поляком – оператором, который получил главный приз.

На церемонию закрытия я опоздала и была уверена, что это он снял фильм об инвалиде (гениальный и тоже польский фильм о мальчике-инвалиде).

Ну и бросилась его обнимать. Худенький поляк пошатнулся в моих крепких объятиях большой тетки.

– Гений! – заорала я.

Поляк смутился.

– Как вы смогли преодолеть мелодраматизм, показав трагедию болезни! (и все это на своем неважнецком английском). В общем, на моем английском так получалось, что поляк – сам инвалид.

Поляк смутился еще больше и говорит:

– Я, в общем-то, не инвалид… Так, иногда плечо побаливает. Если с ручной камеры снимать…

А я боюсь, когда со мной на быстром английском, и потому кричу что-то свое:

– Гений! Молодец! И инвалид – молодец! И актер, который играет инвалида, – тоже молодец! И вы – молодец, хоть и инвалид (у меня так получилось, совсем со временами запуталась).

– Вообще надо считаться с инвалидами! (продолжаю я орать свою чушь). Если инвалид – не человек, что ли?

Поляк посмотрел на меня в ужасе.

Тут подошли ребята и говорят мне тихо на ухо:

– Ты что, совсем рехнулась? Он снял фильм «Ида», там инвалидов нету!

Поляк разулыбался и все равно мне говорит:

– Я пока не инвалид… Но… Со всеми может случиться…

Я ему говорю (по-матерински так, приобняв (он совсем молоденький).

– Что вы, что вы! Не дай бог! Обойдется…

А поляк вдруг приуныл – молодой, здоровый, талантливый (реально он гений), увенчанный главным призом.

И говорит:

– В какой-то степени все мы инвалиды…

Мама, когда это всё это прочла, говорит:

– Ну да, умственные…

И посмотрела на меня выразительно.

…Несколько лет назад я брала интервью у Нури Бийге Джейлана, «турецкого Антониони», получившего в Каннах «Золотую пальмовую ветвь» – высшую награду в мире кино.

Интервью началось так:

Джейлан:

– Извините мой английский…

Я:

– Нет, это вы мой английский извините!

Джейлан:

– Нет, вы…

Я:

– Нет, вы…

Оператор говорит мне (по-русски, ясное дело, интервью записывалось на видео):

– Диль, ты начнешь, бля, наконец или будешь еще полчаса извиняться?

Говорю Джейлану:

– Вы знакомы с Орханом Памуком? (турецкий писатель, Нобелевка по литературе, кто не знает).

Он говорит:

– В овощном иногда видимся… Он рядом живет.

– О чем говорите?

– Ну, не знаю… О фруктах. Иногда об овощах.

– С нобелиатом?

– А он готовить любит.

– И больше ни о чем?

– Больше ни о чем.

– А почему вы фильм не снимете по его роману?

– А потому что он будет стоить 30 миллионов долларов…

– Вы поэтому с ним говорите о фруктах?

– Нет, я люблю говорить о фруктах не только с Памуком.

– Напросились бы в гости, поговорили бы о чем-нибудь…

– Да я был у него в гостях…

– О чем говорили?

– О фруктах…

В конце интервью Джейлан говорит мне:

– Мне нравится ваш казахский режиссер – Дарежан Омирбаев.