Заревина

Мособлреставрация

Мебель на заказ

Пантера прерий

Россия вперед

(И напоследок):

Ваш Персональный Иисус

Сидели мы летним вечерком в кафе «Тарас Бульба». На входе на улице там стоит такой парубок, одетый в шаровары, в вышиванке и пр. Огромный такой, с большим животом, подпоясанным кушаком, – колоритный очень.

А курить нигде нельзя, ну и мы с ним и каким-то еще малорослым мужичонкой курили. На улице.

Ну, курим.

Я спрашиваю этого, в костюме, колоритный который:

– Вы украинец?

Он торопливо отвечает:

– Всего наполовину.

– Понятно (говорю). А стоять в таком костюме не стремно? Не любят у нас иные Украину-то…

– Я вот тоже ее не приветствую (говорит этот колоритный). Но меня наняли, потому что раньше тут парень-негр стоял, получалось как-то странно. И я еще украинские песни пою (он и вправду потом спел – поет хорошо).

– А негр не пел украинские песни?

– Он зачем-то джаз начал петь – был выпимши. Ну, его и уволили.

Малорослый мужичонка, вполне при этом доброжелательный, вдруг говорит:

– Мировое правительство всем рулит, закулисье. Евреи эти… Американские… 150 человек рулят: я точно знаю.

– Ясный пень (говорю). Они этого негра и подослали. Это сын Обамы – внебрачный, точно вам говорю.

Колоритный говорит:

– А вы откуда знаете?

Я говорю:

– Я вообще из ФСБ. Полковник я. В запасе уже, правда. Слежу за вашим кафе неустанно. Мы и уволили этого негра: он ведь докладывал обо всем в Белый дом. Скотина…

Оба уставились на меня с ужасом.

Колоритный говорит:

– Да его вроде старший менеджер уволил: бухал он, негр этот.

– Под прикрытием (сказала я таинственно). Мы его из страны таки выслали. Пусть катится к ебеням, к своему папаше этому.

Они опять посмотрели на меня с ужасом и уважением.

Малорослый говорит:

– Ну дела…

А колоритный который, со скорбью в голосе произнес:

– Я так и знал…

Побывав недавно в Минске на фестивале (там замечательный фестиваль), я почти ничего не потеряла. Кроме очков.

Потеряла, в общем, очки, и теперь мне все по фигу – что там в квартирной квитанции (много, наверно, денег должна) – плевать, я же не вижу этого.

– Значит, не должна, – говорит мама.

А вот сыр я чуть не потеряла: в аэропорту мне говорят, мол, че за сыр?

А, говорю, вкусный.

Девушка куда-то позвонила и говорит:

– Выбрасывайте. Вкусный нельзя вывозить из страны.

Тогда я говорю, что на самом деле не такой уж он и вкусный, это я наврала вам. Я, говорю, постоянно вру и хвастаюсь. По любому поводу.

Она тогда опять куда-то позвонила и разрешила мне сыр взять.

А один парень летел с собакой.

Девушка спросила, что за собака.

– Тоже невкусная, – сказала я.

Ну, и собаку разрешили.

Покупала я как-то ж/д билеты на вокзале.

А там – все время! – поет Газманов: Москва, звонят колокола, крутится по кругу…

Вот под эту духоподъемную хреновину четыре мента увели из очереди пьяного.

А на улице под нее же бомжи, как медведи, пытались плясать.

Москва, в общем, звонят колокола.

…Меня, кстати, однажды менты тоже свинтили под звонят колокола.

Они тогда всех без прописки винтили.

Самой страшной пыткой в отделении была эта песня.

Но я попросила – мол, пытки запрещены – и они выключили-таки.

Попались хорошие менты-то.

Попала я однажды на вручение премии Политпросвета (которую уже уничтожили).

Выступал там, в частности, знаменитый профессор Зубов – тот самый, которого пытались уволить из МГИМО, историк.

Зубов сказал:

– Вот меня – в марте – взяли и уволили…

И это плохо…

Но то, что студенты встали на защиту, – это хорошо…

Но то, что их не послушались, – это плохо…

Однако то, что они не сдались и меня все же не уволили, – это хорошо…

Но зато попросили не ходить в институт…

Тут все хором закричали:

– И это плохо!

– А вот и нет! – неожиданно сказал профессор Зубов. – Тут-то с этими «плохо-хорошо» и произошел сбой!

– Как это? – хором крикнули все.

– А так, – сказал профессор Зубов. Пришлось мне книги писать: делать-то нечего… Да и зарплата идет… То есть опять – ХОРОШО!

Тут нависшее небо – все это под открытым небом на воздухе происходило – набрякло совсем уж угрожающе, все боялись проливного дождя.

А профессор Зубов сказал, воздев руку к этому набрякшему небу:

– Под ярким солнцем демократии и светлого будущего России свидетельствую – то, что кому-то там плохо, нам – хорошо!

Никогда не советуйте стриптизерше одеться потеплее, гопнику разговаривать вежливо, профессору филологии – ругаться матом, любовнице – не нудеть о вашем совместном будущем, своему коту – не убивать мышей, а жене – не болтать так много по телефону.