ниоткуда.

Но Наоко уверена, что это Лукас рассказывает их ей:

Ты смотришь на меня с опаской,

Как будто я — дикий зверь.

Их с Лукасом разделял фонтан. В следующий миг Лукас, как по волшебству, оказался с Наоко рядом и обнял ее.

А я нуждаюсь в ласке

И нежности твоей.

Еще мгновение — Лукас вновь стоял на расстоянии нескольких шагов.

Ты смотришь отстраненно,

Как будто не видишь меня.

Теперь Наоко видела себя со стороны и у нее оказались алые радужки, как у вампира!

Но почему-то ей совсем не было жутко.

Эти глаза ее скорее завораживали и затягивали в свои омуты.

Наоко больше не понимала, она ли это сама или какое-то очень похожее на нее неведомое существо.

А еще такие же радужки были в другом сне у самого Лукаса!

Твои зрачки огромны,

В них отблески огня.

Еще миг — глаза «той Наоко» стали обычными, зелеными.

Наоко очутилась внутри нее — одна посреди площади.

А стихи продолжались:

Задумчивая и печальная,

Живешь, свои чувства храня.

Затем из ниоткуда появился Лукас. Обнял Наоко, а его умопомрачительный запах чувствовался, словно наяву.

Откройся, моя хорошая,

Я люблю тебя.

Лукас ее любит! Какой приятный сон…

Хотя и очень-очень странный.

Как будто и не сон вовсе.

Наоко открыла глаза в собственной постели.

— Лукас… Я так скучаю… И эти наши странные глаза… У нас одинаковые… Я тоже тебя люблю, но это все так серьезно, ответственно и страшно!

Глава 22. Важный разговор

После того, как Наоко окончательно решила, что Лукас скорее всего не человек, она стала искать магов.

Тех, кто реально общается с тайными силами.

Может, Лукас демон? Может, он пришел за ее душой?

Тогда его, само собой, не смущает, что она до Паолы «не дотягивает».

И тогда понятно, почему он общается с подозрительной Эрис. С кем еще демонам общаться?

Наоко искала колдунов, жрецов и магов сама, не поделившись ни с кем из девочек.

Не Юми же такое доверять, она лишь поохает, поужасается и забудет.

И не Тамико.

Наоко прочла тонну отзывов, перешерстила кучу мнений и нашла кое-что потрясающе жуткое.

«Она приходит только к тем, кого она сама выбирает!»

«Она может потребовать твою жизнь в уплату. Вечно будешь ей служить. Умрешь, переродишься — и опять будешь».

«Она может все. Правда, все».

Конечно, Наоко могла бы просто позвонить Лукасу, чтобы он сам ей про себя рассказал.

Она знала, что с вероятностью девяносто процентов в итоге ему позвонит.

Но медлила.

Наоко искала особенный взгляд со стороны.

А в том, что он реально есть, уже не сомневалась: Лукас, по сути, ей прямо сказал, что жрецы и колдуны в этом городе процветают.

И он намекнул Наоко к ним не соваться.

За нее опасался… или за себя?

Она же сунется.

В итоге, наверное, ей повезло. За приличные деньги Наоко узнала волшебные слова.

Произнесешь их в полночь, придет «богиня Кэйли».

***

Наоко трясло от страха.

Кэйли все описывали абсолютно по-разному.

Наоко заперлась в своей комнате и, зажмурившись, прошептала особые слова.

Открыла глаза — ничего.

Неужели ее глупо и грубо развели?

А еще спустя миг прямо перед Наоко вдруг оказалась потрясающе красивая женщина в современной одежде.

Богиня???

Наоко совершенно растерялась и пролепетала:

— Здравствуй, Кэйли… Спасибо, что ты согласилась прийти! — женщина молчала, и Наоко продолжила сбивчивый монолог: — Я бы спросила у девчонок, но они еще менее опытные, чем я, и ничего толком не посоветуют… Так неудобно тебя отвлекать…

Богиня улыбнулась. Казалось, ее сказочно прекрасные глаза видят саму душу Наоко.

Голос Кэйли зазвучал, словно нежный перезвон колокольчиков.

— Ай, Наоко, брось! Ты даже не представляешь, как я люблю приключения! Ты хочешь поговорить о Лукасе?

Вот так просто? В сети точно ничего не напутали, когда запугивали насчет богини?

Больше всего Наоко боялась, что Кэйли, или кто бы она ни была, исчезнет.

Потому что человеком эта Кэйли не была уж явно.

Наоко выпалила:

— Ты все знаешь! Я его люблю, но он меня пугает!

— Страшилки рассказывает?

Манеры Кэйли отлично сочетались с ее одеждой, но сбивали все представления Наоко о богах.

— Нет… То есть да, вещи он говорит страшные, что вампир он и что у него тайна какая-то жуткая. Но меня почему-то это не пугает. А пугает его серьезность.

Богиня уточнила:

— В чем? Он улыбаться не любит?

— Не. Просто у Лукаса серьезный подход к жизни. Если он тайну свою расскажет, то мне пути назад не будет. Если я ее выдам, он меня зарежет и съест! И мне снилось, что у него глаза красные-прекрасные! — Наоко просто озвучивала мысли вслух. Совсем перестала себя контролировать.

— Прекрасные, говоришь?

Наоко заметила, что сама ее комната теперь подсвечена мягким сиянием. Будто вокруг горят невидимые факелы.

С Кэйли хотелось делиться всем без утайки.

— Да, красивые очень, но совсем не человеческие. А потом мне приснился сон, где Лукас говорил, что любит меня, а у меня глаза были такие же…

— Значит, у вас много общего.

— Правда?

— Ага. А чем тебя его серьезность смущает? Думаешь, он тебя реально зарежет и съест?

— Не, ну… А вдруг?

— Это я тебе могу точно сказать, что не съест. А тайну — ты такая болтушка, что выдаешь все тайны? Может, тебе самой не захочется ничего рассказывать?

— Я люблю с девочками общаться…

— И все-все им говоришь?

Наоко вынырнула из транса, в котором отвечала Кэйли на автомате.

Богиня знала все. А соседки явно не подозревали ни о нынешнем их разговоре, ни о поцелуях Лукаса на этом самом ковре.

Слова вновь полились из Наоко сами собой.

— А еще я боюсь, что он запретит мне с девочками общаться совсем.

— С чего вдруг? Кстати, это его идея была, чтобы ты сидела одна и гадала над всякими вопросами, которые проще ему задавать?

— Не… Это я так решила… Он хотел встречаться, но я настояла, что лучше подумаю над всем сама, поразбираюсь…

— И только больше запуталась.

— Ну да, так получается…

— А может, тебя серьезность пугает потому, что ты хочешь с разными парнями общаться? Или боишься, что чувства к Лукасу уйдут, и ты пожелаешь с другими встречаться?

Нет. Этого Наоко не хотела.

— Ой! Не, я верная.

— Тогда иди и поговори с ним обо всем. Лукас, конечно, не паинька, но ничего прямо жуткого для тебя он в виду не имеет. И тебе надо это либо принять, если правда его любишь, либо не играть