— Хм, — скептически качает головой Аманда. — Мне кажется, что в присутствии мистера Комптона я совершенно теряюсь, и все из-за пугающего превосходства. Стоит ему посмотреть на меня, я сразу чувствую себя так, словно сейчас рассыплюсь на мелкие кусочки.

Вспоминаю пронзительные серые глаза и чувствую, что перспектива новой встречи с Марком порождает всплеск адреналина. В эту минуту я не до такой степени владею собой, чтобы понять, почему это происходит. Впрочем, делиться ощущениями с Амандой я не собираюсь, а потому ободряюще улыбаюсь:

— Надеюсь, если объединим усилия, то сможем немного приструнить нашего строгого начальника.

Аманда с энтузиазмом кивает и радостно улыбается в ответ:

— Отличная идея.

На душе становится теплее; учительница во мне уже не сомневается в успехе воспитательного процесса.

Входим в следующий коридор, на стенах которого в ряд висят картины. С трудом удерживаюсь, чтобы не остановиться. Еще успею все рассмотреть.

— Когда придут остальные сотрудники, я всем тебя представлю, — обещает Аманда. — До твоего появления нас было семеро, причем двое — стажеры и работают неполный день. Поскольку вчера вечер затянулся, сегодня всем разрешено явиться позже.

— А каким образом ты заслужила привилегию?

Мы как раз останавливаемся возле двери, ведущей в офисы. Она бросает на меня быстрый настороженный взгляд.

— Вчера на небольшом банкете умудрилась опрокинуть на важного клиента бокал вина. И получила наказание.

Чувствую, как по спине ползет холодок.

— Наказание?

Аманда набирает код и только после этого поворачивается ко мне. От недавней улыбки не остается и следа.

— Марк — крупный специалист по наказаниям. — Она быстро шагает по следующему коридору, словно специально вынуждая идти не рядом, а следом за ней. Возникает уверенность, что дальнейшие расспросы крайне нежелательны.

Проходим мимо нескольких темных комнат. Наконец Аманда останавливается возле одной из дверей и включает свет.

— Будешь работать в офисе Ребекки.

Стою в ледяном оцепенении, внезапно вспомнив слова, прочитанные поздно вечером в дневнике: «Ты ведь знаешь правила; знаешь, что заслужила наказание».

Вхожу в офис и чувствую аромат роз. Оглядываюсь и на полированном столе из вишни обнаруживаю маленькую свечу. От нее-то и исходит сладкий цветочный запах. Едва заметный, но трогательный штрих напоминает, что я здесь для того, чтобы разыскать Ребекку. Казалось бы, то, что теперь я работаю в галерее, должно ободрять, но вместо этого в душе рождается щемящая боль. В поисках основания для оптимизма смотрю направо, на две полки, где выставлены напоказ несколько альбомов, а остальные книги стоят в ряд, как обычно, и не нахожу ничего утешительного.

— Если нажмешь на телефоне красную кнопку, сразу попадешь ко мне, — негромко поясняет Аманда.

— Отлично. — Подхожу к столу и прячу сумку в ящик. Почему-то не могу заставить себя сесть в красное кожаное кресло. Кресло Ребекки Мэйсон. — Какой мой добавочный номер? — спрашиваю, чтобы выиграть время и избавиться от нервозности, даже, пожалуй, какого-то суеверного страха.

— Четыре, — отвечает Аманда.

Поднимаю голову и замираю: на стене прямо перед глазами висит картина. Кажется, Аманда говорит что-то еще, но я не слышу. А если и слышу, то все равно не понимаю. Так тонко и изящно способна писать только американская художница Джорджия О’Ней. Теперь ясно, почему дверь в этот отсек снабжена кодовым замком, и свеча с ароматом роз приобретает особое значение: на полотне изображены красные и белые розы. Стоит оно не меньше тридцати тысяч; трудно поверить, что бессмертный шедевр запросто висит здесь, в одном из скромных служебных кабинетов. И вот это великолепие мне отныне предстоит созерцать изо дня в день — на той же самой стене, на которую смотрела Ребекка, пока работала в галерее.

— Произведение из личной коллекции Марка, — поясняет Аманда, явно заметив мое потрясение. — И так в каждом из офисов.

С трудом перевожу взгляд и вижу, что она стоит, прислонившись к дверному косяку.

— Из личной коллекции?

Аманда кивает.

— Семья Комптона владеет несколькими художественными галереями в Нью-Йорке и знаменитым аукционным домом «Риптайд», — как ни в чем не бывало поясняет она. — Насколько мне известно, картины в кабинетах меняются через несколько месяцев. Есть даже постоянные клиенты, которые договариваются о визитах специально для того, чтобы увидеть новую экспозицию.

Новость поразительна сама по себе, а упоминание одного из самых авторитетных аукционных домов, продающих все, что может представлять художественную или историческую ценность — от личных вещей знаменитостей до произведений искусства, — окончательно повергает в транс.

Аманда невесело, натянуто смеется.

— Все хотят получить кусочек этого мужчины.

Замечаю ударение на слове «все». Склоняю голову и внимательно смотрю на коллегу.

— Включая тебя?

Небрежным жестом Аманда как бы отмахивается от предположения.

— Я настолько ниже и его самого, и большинства появляющихся здесь клиентов, что даже не берусь претендовать на это.

Унизительная неуверенность в себе хорошо мне знакома. Не люблю признаваться, но порой и сама испытываю нечто подобное.

— Неправда. Ты вовсе не ниже его или кого-то другого.

— Спасибо за поддержку, но, проработав здесь все лето, поняла, что мое настоящее призвание — археология. Солнце и пыль на раскопках принесут значительно больше пользы, чем шампанское и современная живопись.

— Только не принимай решение на том основании, что Марк подавляет тебя своим мнимым превосходством.

Лицо Аманды становится серьезным, даже торжественным.

— Нет. Просто я… — Она на миг задумывается и решает не продолжать. — Пойдем, покажу комнату отдыха. Пора включить кофейную машину, а тебе придется заполнить кое-какие бумаги. Я все объясню.

Спустя несколько минут Аманда показывает точное количество кофе, которое Марк считает правильным, — на тот случай, если мне когда-нибудь выпадет честь явиться на работу первой, — и наполняет две керамические чашки. А я сижу за небольшим деревянным столом и сравниваю кофе, сваренный Амандой, со странным напитком неопределимого вкуса, который обычно пьют у нас в учительской.

— Давно Ребекка отсутствует?

Аманда садится напротив.

— Ну, — задумывается она и кладет сахар, в то время как я предпочитаю сухие сливки. — Когда я сюда пришла, ее уже не было, так что точно не меньше двух месяцев.

— Должно быть, у нее важные дела.

— Никто ничего не объяснял, по крайней мере мне. А я просто радуюсь, что Марк наконец посмотрел внимательно на летнее расписание и решил принять еще одного человека. — Она придвигает мне листок бумаги. — Вот, взгляни.