Лицо у нее было конопатое, а тело сдобное – так бы и мял, на вкус пробуя. Но к блуду Ясмуд относился сурово – и себе лишнего не позволял, и других, когда мог, осаживал.

– Чего тебе? – буркнул он недовольно. – Сплю я.

– Княжич тебя требует, – просительно произнесла Василиса. – Не лягу и все тут, говорит. Вынь и положь ему дядьку. Пойдем, Ясмуд. Княгиня сегодня совсем не в себе – то криком кричит, то слезами заливается. Не до сына ей. А он ни в чем не виноватый.

– Ладно, погоди там. Я быстро.

Натянул Ясмуд порты, рубаху, обулся, потопал ногами, к узким сапогам прилаживая. Шапку нахлобучивать не стал, не на люди ведь собирался. Разодрал волосы гребнем и, согнувшись, выбрался из закутка.

– Веди, – кивнул Василисе.

Она уверенно пропетляла узкими ходами, пошла вверх по лестнице, приподнимая подол выше, чем требовалось. И икры показала Ясмуду, идущему сзади, и то, что выше. Жарко сделалось ему.

– Знатно натопили, – сказал он, покашливая.

– То ли еще ночью будет, – сообщила Василиса, останавливаясь на площадке. И невинно добавила: – Я, когда душно, голая сплю. Только тогда овчинку накину, если сквозняком потянет.

Ясмуд зашелся надсадным кашлем, весь побагровел даже – хорошо, что в потемках не видать.

Василиса довела его до двери, открыла, запуская во тьму медовый свечной свет.

– Святик! – пропела сладенько. – А кого я к тебе привела-а?

– Дядька! – позвал мальчик. – Иди ко мне, скорее. Будешь сказки мне рассказывать, а то мне не спится.

– А если не стану? – спросил Ясмуд.

– Как это – не станешь? – удивился Святослав. – Я княжич. Что говорю, тому и быть.

– Вона как. А пусть тогда день будет.

– Что?

– День, говорю, пускай настанет, – пояснил Ясмуд. – Прикажи ночи уйти.

Святослав засопел, поджав губы. Он явно вырос из своей колыбели, но пока что спал в ней, отчего походил на звереныша в клетке. Чтобы лучше видеть собеседника, он положил руки на борт, а сверху пристроил маленький острый подбородок. Встрепанные волосы падали на глаза, таинственно поблескивающие в тени. Белая рубашонка придавала его облику ощущение чистоты и невинности.

– Уймись, Ясмуд, – предупредила Василиса еле слышно. – Не серди Святика. У него характер крутой, княжеский.

– Солнцем и луной боги управляют, – нашелся наконец мальчик. – Но то в небе. А на земле я главный.

– Но и здесь не всегда все по-твоему выходит, – мягко напомнил Ясмуд. – Иногда достаточно приказать, согласен. А иногда попросить нужно. Или хитростью взять. – Он подмигнул. – По-всякому можно. Лишь бы цель была. И чтобы она того стоила.

Святослав помолчал, хмуря светлые бровки. Потом сказал:

– Мудрено говоришь, дядька. Мне бы сказку. Вот хотя бы про Змея Горыныча. Расскажешь?

Маленький, маленький, а сообразил, как и тон сменить, и достоинством не поступиться. Это неожиданно понравилось Ясмуду. Внезапно он почувствовал влечение к белобрысому мальцу, потерявшему отца. Может быть, став близкими, они облегчат друг другу боль от своих утрат?

– Конечно расскажу, – согласился Ясмуд, делая знак Василисе удалиться. – Но пообещай, что потом спать будешь.

– И ты тоже, – кивнул Святослав. – Я велю тебе рядом постелить.

– У меня свое место есть, княжич.

– Теперь твое место здесь. Ты всегда рядом будешь.

Ясмуд хотел возразить, но не стал. Не всегда людям хочется правду слышать. Иногда лучше промолчать. Или сказку рассказать.

– Про Змея, значит? – уточнил Ясмуд, устраиваясь на полу рядом с колыбелью. – А не забоишься?

– Не-а, – заявил Святослав, мотая светлой головенкой. – Я же не один. Нас двое теперь.

После такого признания сказка, конечно, задалась. Кое-что Ясмуд выдумал от себя, а местами добавил куски других сказаний, так что история длинная получилась, под конец он даже охрип. Против ожидания, Святослав не уснул. Лежал в своей детской кроватке и, просунув ручонку сквозь прутья, держал Ясмуда за большую твердую ладонь.

– Ты самый лучший дядька, какой только может быть, – прошептал он, когда сказка закончилась. – Почти как тятя мой. Он мне тоже однажды про Змея Горыныча рассказывал. Я совсем маленький был, но хорошо помню. И сказку, и тятьку.

– Грустно тебе? – спросил Ясмуд.

– Ага, – признался мальчик. – Но я никому не должен показывать, как мне плохо. Так матушка научила. Мы – властители. Все в нас силу должны видеть.

Ясмуд вспомнил бледное, малоподвижное, словно скованное морозом лицо княгини, бледные хрупкие кисти ее рук под черным плащом.

– Твоя матушка молодец, – сказал он. – Стойкая.

– Стойкая, – согласился Святослав. – Поплачет, утрется и опять стойкая. Ты нас не бросай, дядечка. Нам трудно будет.

– Не брошу. – Ясмуд помолчал, дожидаясь, пока перестанет сдавливать горло. – Спи. Поздно уже.

Дважды просить измученного княжича не пришлось. Глаза Святослава тут же сомкнулись, и он задышал ровно и безмятежно, как это может делать только спящий ребенок. Ясмуд пошарил глазами по комнате, подтащил к колыбели оленью шкуру и лег рядом.

Он проснулся поздно, с тяжелой от духоты головой и затекшей шеей. Святослава в кроватке не было, а Ясмуд оказался укрыт его пуховым одеяльцем.

В тереме царила какая-то особая, тревожная тишина, зато снаружи было непривычно шумно. Выглянув в окно, Ясмуд увидел множество киян, стекающихся на площадь.

– Смута? – спросил он гридней, стоящих у княжеской опочивальни.

– Вече, – ответили ему. – Ступай отсель. Сейчас княгиня выйдет.

– Ты мне не указ, – отрезал Ясмуд, оставшись на месте.

Стражники смерили его одинаковыми угрожающими взглядами, но не тронулись с места. Они были поставлены охранять дверь и не знали, как вести себя в подобных случаях.

Дождавшись Ольгу, Ясмуд почтительно поприветствовал ее и попросил разрешения сопровождать ее на вече.

Она покачала головой, и каменья, подвешенные к княжеской шапке, заколыхались.

– Нет, Ясмуд. Я хочу, чтобы ты остался со Святославом. – Убедившись, что их никто не слышит, она тихо добавила: – Воеводы задумали лишить меня власти. Сына князем ставят. И советника при нем. Но это они сейчас мягко стелют, а потом… – Она опять покачала головой. – Опасаюсь за Святослава.

– До тех пор, пока ты у власти, никто его пальцем не тронет, – сказал на это Ясмуд. – А вот потом… – Не договорив, он твердо произнес: – Я иду с тобой, княгиня. Главное сейчас происходит именно там. – Он кивнул в сторону гудящей площади. – Не возражай, прошу. Не сумел я мужа твоего уберечь, так позволь о тебе позаботиться.

Ольга поморщилась: