Робертс задумался.

— Дело плохо, — проговорил он наконец. — Но попытаемся завтра утром всё уладить. Сейчас островитяне очень возбуждены: они пляшут вокруг костров и поют военные песни. Но к утру они устанут, притихнут, и их боевой пыл пройдет. Я уверен, что Тапега вовсе не хочет с вами ссориться, — ведь он всякий раз получает от вас столько подарков и дружба с вами ему очень выгодна. Если будет хоть малейший предлог для мира, он охотно помирится. Мы сделаем так: я переночую у вас на корабле, а на рассвете пойду к Тапеге и расскажу, как его обманул этот проклятый француз. Если Тапега смягчится, я дам вам знать, и тогда вы поезжайте к нему. Но непременно с подарками. Привезите королеве еще одно зеркальце, это подействует лучше всего.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Прогулки по острову

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Робертс исчез с корабля на рассвете. Все ждали, когда наконец он даст знать, как идут переговоры. Многие, напуганные вчерашними военными песнями островитян, сомневались в успехе. В полдень Робертс вернулся. Он улыбался.

— Поезжайте, — сказал он Крузенштерну. — Все улажено!

После вчерашнего нападения на шлюпку было бы, конечно, безрассудно ехать невооруженным. Моряки отправились на остров в двух шлюпках — одна под начальством Крузенштерна, другая под начальством Лисянского. В каждой шлюпке были лейтенант и десять матросов с ружьями. Робертс находился с Крузенштерном.

На берегу было пусто и тихо. Все островитяне попрятались. Крузенштерн оставил девять матросов под командой лейтенанта сторожить шлюпки. Остальные пошли вслед за Робертсом в деревню.

Робертс повел их новой дорогой.

Отряд с трудом пробирался через густую, пышную траву. Перешли вброд несколько ручейков. Лес, переплетенный лианами, пришлось обходить, так он был густ.

Моряков поразили высота стволов и изобилие плодов кокосовых пальм и хлебных деревьев.

За лесом начинались деревенские поля, огороженные плетнями, сделанными из прутьев какого-то особого дерева, совершенно белых и сверкающих на солнце. Поля эти засажены были растением таро, корень которого съедобен, и бананами.

Пройдя поля, отряд вошел в деревню и зашагал между тростниковыми хижинами.

Островитяне угрюмо смотрели на моряков из дверей своих хижин, но путь им никто не преграждал.

Вот наконец и королевская хижина. Навстречу им вышел, как и в прошлый раз, Тапега.

Он радостно улыбался. Лицо его не выражало ничего, кроме приветливой любезности. Видно было, что Робертс добросовестно выполнил возложенное на него дипломатическое поручение и король считал мир уже восстановленным.

Крузенштерн, Лисянский, Робертс и лейтенант Арбузов прошли вслед за королем в хижину и сели на циновки рядом с женщинами. Крузенштерн стал сейчас же раздавать подарки: все получили еще по зеркалу, а королева сверх того несколько аршин желтой материи. Тапеге Крузенштерн привез офицерскую саблю, которую тот принял с восторгом. О вчерашнем раздоре никто не сказал ни слова, как будто его никогда и не было.

Посидев с гостями несколько минут, Тапега предложил всем пообедать, но Крузенштерн, поблагодарив, отказался. Он попросил Тапегу показать островитянское кладбище, так называемый морай. Описание кладбищ на тихоокеанских островах Крузенштерн читал в книгах путешественников и очень хотел увидеть их сам. Тапега охотно согласился отвести моряков к семейному королевскому мораю, где покоились останки его предков. Все вышли из хижины.

На дворе Крузенштерну показали внучку Тапеги, шестимесячную девочку его старшего сына. Дети короля и его сыновей в младенчестве считались богами, и островитяне воздавали им божеские почести. Крохотный божок жил в отдельной хижине, которая была табу для всех, кроме матери и теток. Хижина служила ему храмом. Только достигнув десятилетнего возраста, ребенок королевской фамилии переставал быть богом и мог переселиться в хижину своих родителей. Крузенштерн погладил по головке девочку, сосавшую кулачок, и этим очень обрадовал ее бабушку — королеву.

Тапега повел гостей в сторону гор, находящихся посередине острова. Робертс объяснил Крузенштерну, что все мораи островитяне устраивают обычно у подошвы какой-нибудь горы.

Дорога поднималась вверх, тропическое солнце жгло немилосердно, путники изнывали от жары и скоро утомились. Наконец они подошли к зеленому, почти отвесному горному склону. Тапега ввел их в небольшую рощу. Оказалось, что эта роща и есть королевский морай.

Моряки содрогнулись от удушающего трупного запаха. Среди веток деревьев были построены навесы из тонких жердей. На этих навесах лежали человеческие черепа и кости. Жители Нукагивы не зарывали своих мертвецов в землю, а клали их на деревья, среди ветвей. Мясо съедали хищные морские птицы, а кости оставались.

Посередине рощи стояли статуи в человеческий рост, сделанные из дерева. Тапега объяснил, что статуи эти изображают его прапрадедов, давно уже ставших богами. Тут же находился высокий столб, обвитый доверху листьями кокосовой пальмы и белой материей. Крузенштерн хотел дотронуться до этого столба, но Робертс вовремя сказал ему, что столб табу и трогать его нельзя. Невдалеке от столба и статуй находилась хижина жреца, охранявшего морай. Тапега позвал его, но из хижины никто не откликнулся. Жреца не было дома.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Тогда Тапега предложил морякам войти в хижину и там отдохнуть. Но моряки просидели там недолго. Запах тления был нестерпим, и они поспешили выйти из этой кладбищенской рощи.

Тапега попрощался — ему надо было вернуться в деревню. Он расстался с Крузенштерном самым дружеским образом и обещал скоро приехать на корабль.

Робертс повел моряков кратчайшей дорогой к берегу.

Но солнце жгло так, что все вскоре взмолились о тени и отдыхе. Тогда Робертс заявил, что тут совсем рядом находится его дом, и пригласил всех к себе. Моряки охотно приняли это приглашение.

Робертс повел их в лес, и скоро они вышли на небольшую лесную полянку, посреди которой стояла одинокая тростниковая хижина.

Жилище Робертса ничем не отличалось от жилищ островитян. Навстречу гостям вышла молодая женщина с ребенком на руках. Это была жена Робертса, родная дочь Тапеги. Робертс ласково улыбнулся сыну, и ребенок протянул к нему ручки.

— Ваш сын тоже бог? — спросил Крузенштерн. — Ведь он внук короля.

— Нет, он не бог, — ответил Робертс смеясь. — Дети королевских сыновей — боги, но дети королевских дочерей — простые смертные.

Гости вошли в хижину и уселись на циновках. В углу стоял медный чайник и лежало ружье; только эти две вещи указывали на европейское происхождение хозяина; вся остальная утварь была такая же, как во всех