Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неизбежное противодействие подобным настроениям вынудит государство усилить контроль над жизнью страны. Поскольку в силу специфики современной китайской государственности этот контроль будет прямым, а не косвенным, как на Западе, он ограничит свободу личности и, соответственно, возможности постиндустриального развития. А ведь Китай и так остро переживает общую для коллективистских обществ Азии проблему несовместимости массового свободного творчества с культурной традицией и склонности к копированию и улучшению уже имеющихся образцов и принципов.
Затруднение развития в условиях обострения глобальной конкуренции создаст сильное внутреннее напряжение.
Оно будет усиливаться из-за изменения демографической ситуации: жесткое ограничение рождаемости создало сильный количественный перекос в пользу мальчиков. В результате в Китае уже сейчас несколько десятков миллионов молодых мужчин гарантированно не могут найти себе спутницу жизни, что объективно повышает уровень агрессии в китайском обществе.
Внутренняя агрессивность усиливается появлением и расширением поколения балованных единственных сынков, получивших выразительное наименование «маленьких императоров».
В этих условиях особенно значим фактор смены поколений: не только на низшие, но и на средние, а в последние годы уже и на высшие посты в массовом порядке приходят люди, получившие западное по своему типу образование. Высокая индивидуальная эффективность сочетается у них с ориентацией на личные достижения в ущерб общему благу. Если уходящие поколения китайских управленцев служили Китаю потому, что это Китай, то новые все чаще служат ему просто потому, что это выгодно.
Смена руководителей, боровшихся за выживание своего народа, отличниками, борющимися за хорошие отметки, в середине 2000-х годов имела зримые катастрофические последствия в Израиле; в середине 10-х нечто подобное существенно снизит эффективность Китая – причем в самый неподходящий момент.
Продолжение развития Китая неминуемо будет усиливать рост стихийного китайского патриотизма, как бы его ни сдерживали лидеры страны. Этот процесс будет оборачиваться против нас: на российскокитайской границе трудно не поразиться контрасту между нашей разрухой и их рачительностью. То, как недобросовестная часть правящей бюрократии разворовывает и разрушает наши ресурсы, чтобы вывезти их в тот же самый Китай, вызывает у китайцев ужас и омерзение.
В результате уже сегодня принадлежность Сибири и Дальнего Востока России представляется результатом не только нашего суверенитета, но и китайско-американского баланса сил; со временем однозначность их принадлежности может подвергнуться размыванию.
В этих условиях часть китайского руководства может попытаться смягчить нарастание внутреннего напряжения в стране за счет «сбрасывания» излишней агрессии вовне.
Ничего нового в этом нет: насколько можно судить, нечто подобное произошло в 1979 году, когда одной из причин нападения Китая на Вьетнам стало, по-видимому, желание высшего китайского руководства «охладить пыл» своих военных руководителей. В результате пассионарность последних, ставшая потенциальной угрозой для внутреннего баланса сил в китайской элите, была сожжена на вьетнамской границе (в жестоких боях, память о жертвах которых живет в китайском обществе и по сей день), и страна получила десятилетие (до событий на площади Тяньаньмынь) спокойного развития.
Понятно, что мышление «по аналогии» всегда хромает, и попытка сброса внутренней агрессивности вовне не сможет достигнуть успеха хотя бы из-за мощности и разнообразия факторов, порождающих эту агрессивность. Однако даже обреченная на неудачу попытка может произойти, если ситуация начнет выходить из-под контроля: гарантированно не решив проблему, она позволит хотя бы выиграть время, особенно с учетом снижения качества китайского управления.
Разумеется, внешне это будет выглядеть как абсолютно стихийный процесс, к которому руководство Китая не имеет отношения и который оно осуждает и всеми силами решительно сдерживает. Но для нас эти события могут стать серьезным испытанием.
Чтобы не допустить их, Россия должна всеми силами крепить стратегическое партнерство с Китаем, улучшать понимание друг друга и наращивать интеллектуальные контакты с тем, чтобы взаимопомощь в вопросах стратегического прогнозирования и управления постепенно превратила бы наше партнерство в прочные союзнические отношения.
Это необходимо еще и для того, чтобы модернизация России, когда она из пустого трепа превратится в реальную политику, объективно ограничивая китайский импорт в нашу страну и, тем самым создавая для наших партнеров определенные трудности, не привела к обидам и инстинктивному ухудшению отношений.
Современные экономические проблемы – лишь частное выражение системного кризиса человечества, которое меняет весь свой облик.
Главное, как обычно, происходит вне экономики. Это коренное изменение отношений человека как биологического вида и как части ноосферы с остальной природой – как неживой, так и, возможно, включающей в себя не ощущаемое нами коллективное сознание.
С одной стороны, мы подпадаем под закон сохранения рисков: в замкнутой системе минимизация индивидуальных рисков повышает общесистемные риски – вплоть до слома системы.
Мы видели это на американском фондовом рынке, где система деривативов сделала риски инвесторов в первоклассные корпоративные облигации на порядок более низкими, чем риски эмитентов. Индивидуальные риски были минимизированы, общий потенциал рисков был загнан на системный уровень, и система разрушилась.
То же мы наблюдаем в самых разных сферах: от педагогики (где стремление обезопасить мальчиков порождает пассивность целых поколений) до медицины (где спасение больных детей разрушает генофонд развитых стран). Поскольку мы люди, мы не можем остановить нарастание этих рисков – и обречены на их стихийную, то есть разрушительную, реализацию.
С другой стороны, с началом глобализации развитие технологий сделало наиболее прибыльным из общедоступных видов бизнеса формирование сознания. «Наиболее прибыльный из общедоступных» – значит наиболее массовый: главным делом человека становится уже не изменение окружающего мира, а формирование собственного сознания. Меняется сам образ действия человечества. За всю его историю подобного перехода еще не было.
Сознание человека превращается в объект наиболее интенсивного и хаотичного воздействия. Возникает огромное число обратных связей, из-за которых мир становится менее познаваемым. Снижение познаваемости мира повышает спрос на мистику, снижает потребность в науке, – а значит, и в образовании, которое вырождается в инструмент социального контроля. Начинается архаизация человечества, его дегуманизация, скатывание в новое Средневековье.
С сугубо экономической точки зрения это можно объяснить приспособлением социальных отношений на всех уровнях – от семейного до надгосударственного, глобального, – соответствующих уходящим индустриальным технологиям, к новым постиндустриальным технологиям. На первом этапе они информационные, затем, вероятно, придет очередь биологических. Но, говоря об экономических вопросах, следует помнить, что комплекс изменений значительно шире и глубже того круга явлений, который изучает экономика.