Он пытался сдерживать себя, но, кажется, все же переборщил. Она задыхалась и корчилась в его руках.

— Ой, это очень больно!

Он ударил еще раз, и этот шлепок был больше похож на пощечину.

— Ты хорошо себя будешь вести, дорогая?

— Да!

— Как хорошо?

— Ой! Прекрати!

— Скажи, как ты будешь вести себя?

— Хорошо! Я буду хорошо вести себя. О, проклятие!

Он опять шлепнул ее.

— И больше не будет никаких грязных сплетен в газетах?

— Да. Перестань!

— И никаких загулов с подружками?

— Ты все портишь!

Он грубо поставил ее на колени.

— Я так не думаю.

Затем он привстал.

— Ты сукин сын! — закричала она.

Он оседлал ее.

— Верно, я сукин сын.

Она ожесточенно сопротивлялась.

Плотную, почти осязаемую тишину, сомкнувшуюся вокруг них, рассек телефонный звонок.

Резкие стоны вырывались из ее горла, тонкие пальцы скребли обивку дивана, но он не давал ей уйти.

Звонки прекратились, щелкнул автоответчик.

Она вскинула голову, издала хриплый крик и задрожала всем телом.

Говорит Вэлери Кэйлбоу. Я не могу подойти к телефону. Если вы оставите сообщение, я в скором времени перезвоню вам.

Раздался гудок.

Говорит Стью Блейк. Мисс Кэйлбоу, прошу извинить за поздний звонок, но мне необходимо сообщить вам, что заседание конгресса переносится. План вашей речи будет представлен…

Голос продолжал монотонно бубнить что-то.

Со стоном Дэн откинулся на прохладную кожу обивки. Она привалилась к нему и запустила в автоответчик скомканной блузкой.

Щелк.

Дэн распахнул холодильник, вынул бутылку молока.

Откручивая крышку, он услышал, как в кухню вошла Вэлери. Зная, что это раздражает ее, он все же поднес бутылку к губам и сделал глоток.

— Ради Бога, Дэн, возьми стакан, — сказала она занудным голосом.

Он сделал еще один глоток, поставил бутылку на место и только потом повернулся к ней. Она смыла с лица макияж и казалась усталой. Ее воздушные каштановые волосы, не сдерживаемые теперь дурацкой заколкой, падали почти до плеч, школьная форма уступила место полночной синевы пеньюару, окантованному черными кружевами.

— Где ты откопала вчерашний костюмчик?

— Одолжила удочери моей секретарши. Сказала, что собираюсь на костюмированный бал. — Она закурила, хорошо зная, что он не выносит табачного дыма.

— Твой ночной спектакль перешел все границы. Шестнадцатилетние девочки не привлекали меня с двенадцати лет.

Она пожала плечами и выдохнула дым.

— Это внесло какое-то разнообразие, ничего больше. Не такое уж и разнообразие, подумал он; все сексуальные фантазии Вэлери имели одну тенденцию. Она потерла бедро и поморщилась.

— Тебе не следовало лупить меня так сильно.

— Любимая, я сдерживался как мог.

Она долго смотрела на него, словно прикидывая, ударить его или обождать, и, по-видимому, решила обождать, потому что направилась к маленькому кухонному столику, перелистывая свой табель-календарь.

— Еще несколько недель я более или менее свободна. Какие у тебя планы на уик-энд?

— Я буду в Мидоулендзе. Мы играем с «Ракетами». Он отошел от холодильника и взял из фруктовой вазы банан.

Она потушила сигарету, надела очки.

— Как насчет четверга?

— Собрание. Хотя в пятницу я свободен.

— В пятницу город встречает вице-президента. И предстоит еще один прием.

— Тогда в среду вечером… приблизительно после полуночи.

— Похоже, получится. Хотя… — Она захлопнула блокнот. — У меня начнутся месячные.

Сняв очки, она потерла переносицу, прикурила еще одну сигарету и с деланной оживленностью произнесла:

— Мы что-нибудь придумаем. У нас уже это бывало.

— Мы в разводе почти год, Вэл. Тебе не кажется, что надо бы положить этому конец?

— Пока не вижу нужды. Подождем, пока один из нас не заведет нового партнера.

— Или пока мы не убьем друг друга, что случится гораздо раньше.

Она пропустила его колкость мимо ушей.

— Я просто не представляю, как с этим справиться. Меня привлекают грубые, мощные мужчины. Такие, как ты, Дэн. И таких мало.

Он бросил кожуру банана в раковину.

— К тому же мы оба достаточно брезгливы, чтобы играть в сексуальную рулетку, — сказала она. — Партнеры с улицы нас не устроят.

— И ты сходишь с ума по моему малышу?

Дэн прекрасно знал, что у Вэл напрочь отсутствует чувство юмора. Его саркастическое замечание взорвало ее. Ее ноздри расширились от негодования. Он понял, что Вэлери завелась. Она тут же обвинила его в бесчувственности, плюс в непорядочном поведении, а также и в том, что ему ни до чего нет дела, что в его душе нет ничего, кроме желания загребать призы и награды. Поскольку она была во многом права, он отключился и молча расправлялся с бананом. Он понимал, что ее проблемы гораздо круче его проблем и, пожалуй, жалость к ней была единственной причиной, по которой он пошел на это тяготящее его соглашение. Как к женщине, входящей в палату представителей конгресса, к ней предъявляли более жесткие моральные мерки, чем к ее коллегам-мужчинам. Избиратели могли бы простить некоторые грешки своим конгрессменам, но они никогда бы не простили их Вэл. Кроме того, она была одним из немногих честных законодателей в Вашингтоне, и он считал помощь ей чуть ли не своим патриотическим долгом.

Нельзя отрицать — с некоторой выгодой и для себя самого. У него было столько любовных связей на раннем этапе его спортивной карьеры, что теперь он потерял к ним аппетит. Впрочем, и секс с Вэлери в последнее время доставлял ему мало радости.

Теперь он понимал, что они были несовместимы с первых дней знакомства, но меж ними заполыхал такой сексуальный пожар, что в его пламени меркло сознание. На первых порах Вэлери была очарована его грубой нетерпеливостью и яростной агрессивностью — теми качествами, которые позднее стали выводить ее из себя. Ее утонченное воспитание не позволяло ей примириться с простыми манерами паренька, выросшего в глухом углу Алабамы. Вскоре и он обнаружил, что она вовсе не стремится к созданию прочной и дружной семьи.

Ее гневные тирады меж тем стали затухать, и Дэн припомнил, что у него тоже имеется к ней кое-какой счет, который не худо бы предъявить.

— Я знаю, что ты во многом права, Вэл, но теперь передохни и выслушай меня. Если ты опять распустишь язык и дашь кому-нибудь интервью, подобное тому, что появилось в прессе на прошлой неделе, твоему адвокату перезвонит мой адвокат, и наш развод нельзя уже будет назвать дружелюбным.