на материализацию рядом (в считанных метрах от нее) на полу бьющегося в агонии трейс-ткача, точно так же отреагировала Марина.

— Да сдох он уже, не бойтесь, — подбодрил я товарищей, с противоположной стороны аккуратно забираясь коленями на толстый хитин брюха паукообразного руха, чтобы вытащить из трупа ножи. — Ччверсс, ты фонарь-то пониже опусти, а то, ведь, прямо в глаза мне лупишь.

— Фига се! Это как? — пискнул продолжающий тупить крысюк и, вместо того, чтоб послушать моего совета, задрал фонарь еще выше и стал обшаривать его мглистым лучом (потому как в «негативе» электрический свет фонаря сделался для моих глас сгустком сумрака) стены и потолок коридора за моей спиной.

— Олег, а ты где, вообще? — поддержала недоумение гэручи Марина.

— Да здесь я, верхом на пауке, — проворчал я, с хрустом выдирая из ран руха испачканные черной кровью клинки. — Просто маскировочную функцию активировал… Да, блин, задрал ты уже! Просил же: в глаза не светить!

— Чел, не бузи! Проблема в том, что я не вижу ни тебя, ни твоих глаз, — запищал крысюк, переводя и фиксируя мглистый свет фонаря на спине трейс-ткача, в районе раздавшегося хруста.

— Разумеется, не видишь! — фыркнул я зло. — И паук, пока не сдох, не видел. Я ж под аурой функции скрыт от любых глаз, — растолковывая Ччверссу, я стал оттирать черную дрянь с ножей об шершавый хитин руха. От чего затухающий стук лап остывающего руха по полу и стенам тут перекрыл в ограниченном пространстве земляного коридора скрипучий скрежет.

— Охренеть! — выдохнула из своего угла подруга, частично разглядев, похоже, из-за суеты с ножами, контуры моей фигуры. Поскольку конвульсии лап трейс-ткача уже почти прекратились, девушка осмелилась даже приблизиться к мертвому руху и, нагнувшись над паукообразным, осторожно коснулась пальцами моего плеча.

— Он правда тут сидит, — обернувшись, подтвердила крысюку Марина. — Не веришь, иди сам потрогай.

— Да верю я, верю, — пискнул досадливо крысюк и, опустив наконец вниз фонарь, завистливо добавил: — Крутая функция у тебя, чел, уважаю!

— Вы совсем уже там совесть, что ль, потеряли! — донесся очередной отчаянный призыв снизу (в этот раз показавшийся мне заметно громче, чем раньше). — Их вниз посветить просили, а они совсем от дыры фонарь убрали!.. Эй, ау! Мы так-то тоже наверх хотим!

— Марин, Ччверсс, давайте, вы тут парнями занимайтесь, а я, пока фунция активна, пойду дальнейший путь по земляному ходу разведаю, — озвучил я свое решение, убирая в Карман относительно чистые клинки, и задним ходом попятился с паучьего брюха обратно в дальнюю часть коридора.

— Разведает он, ишь… — заворчал было гэручи мне вслед. Но был тут же прерван очередным гневным воплем Миха, уже совсем рядом:

— Эй, крыса! Давай руку скорей сюда! Я уже еле держусь!..

Как позже выяснилось, отчаявшись докричаться до нас, Мих уговорил великана Сыча подсадить его в темноте и, убедившись в том, что умело заклиненная Ччверссом веревка наверху держит его вес, стал карабкаться к лазу по ней на одних своих мускулистых руках. И там, где у меня выходило лишь бестолково буксовать на месте, у здоровяка получилось быстро, четко и без срывов добраться до края лаза.

Среагировав тут же на призыв товарища, Ччверсс с Мариной дружно склонились над дырой лаза и стали помогать почти забравшемуся самостоятельно наверх Миху одолеть финишный рывок.

Я же, как обещал, оставив рвущих жилы товарищей позади, зашагал дальше вглубь белоснежного коридора.

Расчетное время до конца действия пассивной функции Мимикрия : 23 секунды… 22 секунды… 21 секунда…

Строка с секундомером, откочевав к нижнему краю периферийного зрения, практически не закрывала обзора. Но все же эта незначительная помеха едва не стала причиной серьезной травмы, когда, свернув на очередном достаточно крутом повороте, я едва не вляпался сослепу босой ногой в преградившей дорогу массивный тюк. Каким-то чудом интуитивно почуяв под ногами препятствие, в последний миг я успел подпрыгнуть и, поджав ноги, перелететь неожиданный барьер. В прыжке болюче приложился макушкой о низкий потолок земляного хода. К счастью, в отличии от бедолаги Миха, после вызволения из кокона у меня на голове осталось достаточно волос, и пышная шевелюра смягчила удар.

Далее шагов примерно еще через двадцать ровного, как копье, пути сужающиеся стены белого земляного хода заканчивались мглистой дырой. В продолжающемся «негативе» активной Мимикрии так обозначаться мог лишь выход наружу, где похоже сейчас был погожий солнечный день. Убедившись, что путь на волю открыт, я развернулся обратно к тюку на полу, опустился рядом с ним на колени и, почесывая отбитую макушку, стал изучать находку.

То, что мельком в прыжке показалось мне черном тюком, после неспешного осмотра вблизи оказалось очередным паучьим коконом. Правда торчащего из обмотки липких нитей рта (как было в нашем случае) здесь я нигде не обнаружил. Но когда надавил пальцем на «мешок», внутри уловил какое-то ответное шевеление — типа сокращения мышц пребывающего в отключке живого организма.

С трудом отодрав от липучки кокона палец, я в очередной раз невольно порадовался, что не вляпался в этот ужас ступней. Мало того, что тогда бы наверняка навернулся с разгона, еще б наверняка потянул, до кучи, намертво прилипшую ногу, плюс заколебался бы потом отрывать ступню от этой липучки…

Вот и отыскалось, похоже, логичное объяснение появлению здесь второго трейс-ткача. Второй паукообразный оказался вовсе не сменщиком нашего тюремщика, и не подвалившим по тревоге подкреплением. А, походу, был он конвоиром очередного узника нашей ямы. И, волею проведения, притащил кокон с пленником сюда аккурат в момент нашего побега. Спустившись в подземный ход, конвоир, вероятно, издалека услышал нашу перебранку и, оставив у входа свою ношу, налегке двинулся усмирять беглецов.

Почему одинокий трейс-ткач вздумал геройствовать, а не рванул тут же за помощью?.. На этот вопрос однозначный ответ дать я, разумеется, не могу. Но примерный ход мыслей руха все же рискну предположить. Во-первых, отправившись за подмогой конвоир рисковал на какое-то время оставить нас предоставленными самим себе. Мы могли в его отсутствие спокойно сбежать, и вина за наш побег тогда несмываемым пятном легла на репутацию трусливого перестраховщика. Чтоб не становиться посмешищем перед сородичами, трейс-ткач решил остановить нас самостоятельно. Благо — и это, во-вторых! — все козыри для осуществления решительного поступка у него имелись на руках. Судите сами, паукообразный подбирался к нам неторопливо в темноте в знакомом подземелье, где мы его не видели, зато он