— Она очень отличалась от всех своих сверстниц, — сказала одна дама, — и вы, моя дорогая, очень похожи на нее.

— Чем же была мама не похожа на других? — спросила Ула.

Дама, помолчав немного, ответила:

— Наверное, главное заключалось в том, что Луиза являлась олицетворением самой доброты, и мы, несмотря на ее превосходство в красоте, нисколько не завидовали ей.

Улыбнувшись, она пояснила свои слова:

— Луиза всегда была готова поделиться всем, даже своими поклонниками, с девушками, которым меньше улыбнулась судьба. Просто нельзя было не любить такого отзывчивого и доброжелательного человека.

После всех тех жестоких и злых слов, которые говорили о ее матери дядя и тетка, Ула, слыша это, почувствовала разливающееся по сердцу тепло.

Девушка обратилась к даме, первой заговорившей с ней:

— Огромное спасибо за ваши добрые слова. Жаль только… что мама не слышит вас… Она была бы… очень рада.

Все задавали Уле один и тот же вопрос: «Была ли ее мать счастлива — по-настоящему счастлива? Не сожалела ли она о своем поступке?»

— Мама и папа были самые счастливые люди на свете, — ответила Ула. — А по поводу сожалений мама постоянно повторяла, что благодарит Господа, познакомившего ее с папой и давшей ей мужество бежать вместе с ним.

К концу приема герцогиня получила с десяток предложений на обеды и ужины с непременным требованием привести с собой Улу. И обещания прислать приглашения на намеченные на самое ближайшее время балы.

— Несомненно, вы имели огромный успех, дитя мое, — сказала герцогиня после того, как ушел последний гость, и они остались с Улой вдвоем в украшенной цветами гостиной, в которой проходил прием.

— Мне было очень приятно слышать те добрые слова, которые говорили ваши друзья о маме, — сказала девушка.

Посмотрев на герцогиню, она после некоторого молчания добавила едва слышно:

— Я… вела себя так… как вы хотели? Я нигде не… ошиблась?

Герцогиня положила руку ей на плечо.

— Моя дорогая, вы были безукоризненны, — сказала она, — и я очень горжусь вами.

— Может быть, вы просто хотели успокоить меня, ваша светлость? — продолжала настаивать Ула.

Пожилая дама поняла, что постоянные побои, ругань и упреки, которые доставались Уле в Чессингтон-холле, лишили ее уверенности в себе.

— Знаете, милочка, — сказала герцогиня, когда они, покинув гостиную, стали подниматься по лестнице, — вам необходимо позаимствовать у моего внука хоть чуточку его самоуверенности. Дрого всегда убежден, что поступает правильно, а это, на мой взгляд, в наше время является очень ценным качеством.

Затем она добавила насмешливо:

— Особенно в обществе, в котором любой поступок и любое слово кто-нибудь да раскритикует. И в таких случаях крайне неразумно обижаться на это.

— Я поняла, что вы хотите сказать, — ответила Ула, — но я просто не верю, что могу быть такой красивой… иметь такой успех… как вы говорите.

Герцогиня рассмеялась.

— Это в высшей степени ошибочная точка зрения! Вам следует научиться глядеть на всех свысока и говорить: «Если кому-то я не нравлюсь, вам все равно придется принимать меня такой, какая я есть!»

Ула рассмеялась вслед за ней.

— Сомневаюсь, что когда-либо смогу стать такой.

— Над чем это вы смеетесь? — послышался голос у них за спиной.

Оглянувшись, женщины увидели появившегося в холле маркиза.

— Как прошел прием? — поинтересовался он.

— И ты спрашиваешь? — ответила герцогиня. — Твоя протеже имела огромный успех, но ей с трудом верится, что все услышанные комплименты были искренни.

Маркиз взглянул в оживленное, раскрасневшееся личико Улы, перевесившейся через перила, и решил, что во всем Лондоне не сыскать такой необыкновенной красоты.

Он похвалил себя за чрезвычайную проницательность, позволившую ему разглядеть потенциальные возможности девушки, когда он впервые встретил ее на проселочной дороге.

Направляясь к себе в кабинет, маркиз удовлетворенно размышлял как ему сегодня днем удалось разжечь любопытство членов Уайтс-клуба.

Войдя в кофейный салон, он сразу же занял по праву перешедшее ему от Красавчика Бруммела знаменитое место под сводом окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит.

— А я полагал, вас нет в городе, Равенторп! — заметил один из приятелей маркиза.

— Я уже вернулся, — ответил маркиз.

Произнося эти слова, он прекрасно понимал, что всем его близким друзьям известно, с какой целью он покидал Лондон. Хотя маркиз прямо не говорил об этом, многие в его окружении догадывались, что он собирается сделать предложение леди Саре Чессингтон.

Теперь друзья маркиза, не сомневавшиеся в том, что никакая женщина не упустит из своих коготков такого выгодного жениха, ждали, когда же он сообщит им о дате предстоящего бракосочетания.

Больше того, маркизу было известно, что по случаю его предстоящей женитьбы заключались пари, и на прошлой неделе ставки на то, что он предложит руку и сердце несравненной Саре, были четыре к одному.

После некоторого молчания кто-то, зная, как редко говорит маркиз о своих личных делах, осторожно спросил:

— В деревне ничего интересного не произошло?

— Произошло, — ответил маркиз. — Но, полагаю, было бы ошибкой рассказать вам об этом.

— К чему такая таинственность?

— Тайной это будет оставаться недолго, — продолжал маркиз. — Дело в том, что я совершенно неожиданно для себя выступил в роли исследователя, открывающего бесценное никому не известное прежде сокровище!

Закончив говорить, маркиз, как и ожидал, увидел изумленные лица своих друзей.

Двое пододвинули поближе свои стулья, а один, набравшись храбрости, спросил:

— Что вы хотите этим сказать: неизвестное сокровище?

Маркиз понял, говоривший имел в виду, что даже если «несравненную» леди Сару и можно было назвать сокровищем, то эпитет «неизвестное» к ней вряд ли применим.

И правда, вот уже полгода, как о ней говорят во всех клубах на Сент-Джеймс-стрит!

— Сокровище, неизвестное вам, впрочем, как и мне до тех пор, пока я не открыл его. Хотя, полагаю, все мы так или иначе ищем его, — загадочно произнес маркиз. — Именно оно во все времена вдохновляло поэтов сочинять стихи, художников — писать картины, композиторов — творить музыку.

— Черт возьми, что вы имеете в виду, Равенторп? — наперебой заговорили его друзья.

— Красоту, — ответил маркиз. — Красоту нетронутую, неиспорченную и, самое главное, одухотворенную.

Наступило молчание.